Заметив это, Буладина рассмеялась и похлопала Кейт по руке:

– Магию мы приплетаем, когда хотим получить нечто запретное. Селма думает, что она роковая женщина, и тем счастлива. А мы ей поддакиваем.

Через минуту бегом вернулась радостная Девин, в руке она сжимала кусочек шоколадки, завернутый в золотистую фольгу. Вслед за ней не торопясь пришла и Селма.

– У меня здесь самые лучшие сладости, – сказала она, снова садясь за свой столик, отдельно от всех.

– А что я вам говорила? – Буладина подмигнула Кейт. – Послушай, Селма, здесь в двадцати милях вокруг не сыщешь ни одного мужчины. Может, успокоишься?

– Ни за что, – отозвалась Селма.

– У Селмы правда лучшие сладости, – вставила Девин. – И я не хочу, чтобы она успокаивалась.

– Устами младенца… – промолвила Селма.

Уже совсем стемнело, и единственным источником света были гирлянды с лампочками, намотанные на шесты зонтов. Эби нашла эти рождественские украшения в кладовке и решила пожертвовать ими ради последнего лета. На поляне празднично сияли круглые пятна света; гости лакомились сосисками с китайской горчицей, подкладывали себе на картонные тарелки картошку с укропом; старожилы рассказывали, как весело здесь было в прежние годы. Припомнили лето, когда каждый день поливал дождик, и стало так сыро, что обои отклеивались от стен, а по поляне нельзя было пройти, не наступив на лягушку. И лето, когда было так жарко, что озеро почти полностью высохло, и гости переходили его вброд, отыскивая на дне безделушки, которые, должно быть, давно потерялись: монеты с добрыми пожеланиями, заколки для волос, солдатиков. Кейт по большей части молчала, но слушала с удовольствием. Эти рассказы ее успокаивали.

Эби то и дело поглядывала на нее. Кейт говорила, что после смерти мужа она пережила тяжелый год. С одной стороны, нет ничего необычного в том, что у вдовы нелегкая жизнь, особенно если она из рода Моррис. Но ее приезд говорил о многом. У нее имелся некий интерес, какая-то цель, что для убитой горем женщины из семейства Моррис довольно странно. Кейт производила впечатление человека, который в первый раз за долгое время вышел на воздух.

Наконец все насытились, и наступила тишина, если не считать ночных звуков живой природы – хоры лягушек, казалось, перекликались между собой с разных концов озера.

Девин достала полученную от Селмы шоколадку, и Кейт кивнула: можно. Шуршание обертки привлекло внимание Селмы. Как только Девин сунула шоколадку в рот и на лице у нее расплылась блаженная улыбка, губы Селмы тоже сложились в улыбку, но она сразу завяла, не успев распуститься.

– Хорошо сидим, как в прежние времена, когда были моложе. Я буду очень скучать по этому месту, – сказала Буладина, подливая в свою банку вина.

По вечерам она всегда была подшофе. Эби порой приходило в голову, что Буладина и приезжает сюда только потому, что здесь можно пить в свое удовольствие и никакие дети ей не указ.

– А знаете, что я придумала? Давайте устроим вечеринку. Прямо здесь. С декорациями, напитками, музыкой. Да! Надо же отметить прощание с «Потерянным озером»! В следующую субботу. Будет у этой истории хорошая концовка. Не самая лучшая, но все-таки.

Буладина порылась в сумочке, достала блокнот и ручку и стала что-то писать.

– А танцы будут? – поинтересовалась со своего места Селма.

– Если не против сплясать со мной, то да! – ответила Буладина.

– Нет уж, спасибо, – вздохнула Селма.

Прощальная вечеринка, значит. Смутившись, Эби встала и принялась собирать картонные тарелки и чашки. Кейт вызвалась ей помогать. Девин вытерла пальцы о платье и решила понаблюдать за лягушкой, желающей полакомиться привлеченными светом гирлянд насекомыми. Девин проскользнула мимо Селмы, и та демонстративно отпрянула, будто боясь, что девочка коснется ее измазанными в шоколаде руками.