Меня разбудили звуки суеты, доносившиеся из коридора. Кое‐как разлепив веки, я повернул голову. Миха с Глюкером уже не спали и недоумённо переглядывались.

Я потёр глаза и сел. Судя по тому, что нас разбудила не медсестра, ещё не было и восьми утра.

– И давно это там? – спросил я.

– Фиг знает, мы сами только встали, – пожал плечами Миха.

– Да? Пошли глянем.

Я натянул треники и потащился к двери. Мишка с Глюкером даже не стали утруждать себя надеванием штанов и потянулись следом как были – в трусах.

Я дёрнул за ручку и осторожно выглянул в коридор. Странные события продолжались. Медсёстры вдвоём перетаскивали из тринадцатой палаты в четвёртую железные кровати, а следом за ними бегали девчонки с постельным бельём и какими‐то пакетами.

– Э, – я увидел Соню и помахал ей, чтоб подошла.

Заметив нас, она сделала знак рукой, дескать, подождите, сейчас вещи в палату занесу и прибегу. Так и случилось, через минуту Соня стояла перед нашей дверью.

– Что тут стряслось? Чё за кипиш? – спросил Миха.

Соня округлила глаза:

– А вы что, не знаете? Ну, вы и спать! Тут такое было… Менты приехали! Всех девок из тринадцатой к нам переселяют, а новенькая там одна будет жить, как в царских палатах. Я слышала, что ей должны провести какое‐то там обследование. Короче, пару дней её тут подержат, а потом турнут. В колонию, наверно. И теперь всё это время у палаты будет дежурить по полицейскому, чтобы эта отбитая ещё чего не выдумала!

– Офигеть, – веско обронил Миха.

– Не то слово, – согласилась Соня.

Мимо прошёл Рита. При ходьбе он держал руки расставленными в стороны, как если бы у него были плечи примерно как у Арнольда Шварценеггера. Рита считал, что так офигеть как круто выглядит. Но, ясное дело, плечи у него были совершенно обычные, как и у любого другого четырнадцатилетнего пацана. Поэтому как по мне, то выглядело это скорее смешно.

Увидев его, Соня сделала два шага от нас в сторону и принялась укладывать волосы.

– Доброе утро, Эрнест! – поприветствовала она Риту.

– Дарова, малая! Как твоё ничего? – бросил он, не оборачиваясь, и исчез в своей палате ещё до того, как девушка успела ответить.

– Всё норм! – крикнула ему вслед Соня, а потом умчалась помогать с переездом дальше.

– Дура эта Соня, – заключил Миха. – Все они дуры.

Я только вздохнул. А что тут ещё скажешь, если он прав?

Желания участвовать в переезде всё равно не было, и мы вернулись на свои кровати. Миха включил свет и улёгся на спину, положив руки под голову. Глюкер принялся шумно копошиться в своих многочисленных пакетах, оккупировавших всю тумбочку хуже иностранных захватчиков. Вообще, тумбочка у них с Мишкой должна быть общей, но Глюкера в ней было так много, что Миха вынужденно переселился в мою ещё до выписки Макса, с которым я тогда делил её.

Я открыл книгу и попытался читать.

– Расскажем девкам, что было ночью? – не отрываясь от своего занятия, спросил Глюкер.

Миха фыркнул.

– Да ну их. Пусть гуляют.

– Угу, – поддержал я его, – у них вон сколько дел, не до нас. Да и чего такого было‐то? Ну пощёлкала штукатурка, а мы в штаны наложили. Ну их на фиг, засмеют. Не будем говорить.

Глюкер хлопнул дверцей и прошлёпал босыми ногами по полосатому линолеуму. Жалобно скрипнули пружины кровати, прогибаясь под его весом.

Я читал одну и ту же страницу уже десятый раз.

Ну её, эту Соню.

– Да, – услышал я голос Глюкера, – только это не штукатурка.

Несколько минут я продолжал дырявить взглядом книгу, а потом посмотрел на толстяка. Дождавшись этого, он указал наверх.

Я посмотрел на потолок, оглядел его, потом стены. По крайней мере, ту их часть, что была доступна взгляду. Да, при нормальном свете видно было гора-аздо лучше.