Уокер и Линкольн.

Я ловлю себя на том, что меня бьет озноб, хотя обогреватель в кабинете включен на максимум.

Я беру телефон и запрашиваю составленное компьютером досье на Уокера Линкольна. Данные по кредитным карточкам, распечатка телефонных звонков, история поисковых запросов, присутствие в интернете, характеристики с работы и учебы. Алгоритмы не обнаружили ничего необычного. Уокер Линкольн производит впечатление образцового «среднего гражданина».

Мне еще ни разу не приходилось встречать личное дело, в котором маниакально подозрительные алгоритмы Клэр не нашли бы никаких шероховатостей. Уокер Линкольн чересчур идеален.

Я изучаю распечатку покупок по его кредитной карточке: древесный уголь, жидкость для розжига, мангал.

Затем, примерно пару месяцев, ничего.

Пальцы Кая уже готовы проникнуть мне в порт, но я останавливаю его.

– Пожалуйста, не сегодня.

Вторичные руки Кая застывают, колеблются, затем нежно проводят по моей спине. Оно отступает. Его глаза смотрят на меня, в полумраке квартиры подобные двум бледным лунам.

– Извини, – говорю я. – У меня голова занята, неприятные мысли. Я не хочу тебя обременять.

Кай кивает – этот чисто человеческий жест кажется совершенно не к месту. Я признателен его стараниям улучшить мне настроение. Оно всегда относится ко мне с пониманием.

Кай уходит, оставляя меня обнаженным посреди комнаты.

Домохозяйка утверждает, что ей абсолютно ничего не известно о жизни Уокера Линкольна. Квартплата (в этой части Чарльзтауна отвратительно низкая) переводится прямо на счет первого числа каждого месяца, домохозяйка в глаза не видела Линкольна с тех пор, как он поселился у нее четыре месяца назад. Я предъявляю свой значок, и она дает мне ключ от его квартиры и молча провожает взглядом, пока я поднимаюсь по лестнице.

Я отпираю дверь и зажигаю свет; меня встречает картинка из каталога мебельного салона: белый диван, кожаный пуфик, стеклянный кофейный столик с аккуратной стопкой журналов, абстрактные картины на стенах. Везде полный порядок, все вещи на своих местах. Я принюхиваюсь: здесь не пахнет ни готовкой, ни моющими средствами, ни дезодорантом – обычной смесью запахов в помещении, где живут люди.

Квартира кажется одновременно знакомой и незнакомой, словно я переживаю дежавю.

Я прохожу по квартире, открывая двери. В шкафах и спальне такой же идеальный порядок, как и в гостиной. Абсолютно безликий, абсолютно нереальный.

Солнечный свет, проникающий в окна вдоль западной стены, образует на сером ковре четкие параллелограммы. Золотистый – любимый оттенок Кая.

Однако повсюду тонкий слой пыли, накопившейся за месяц, а то и за два.

Уокер Линкольн – призрак.

Наконец я оборачиваюсь и вижу то, что висит на входной двери, – маску.

Я беру ее, надеваю и захожу в ванную.

Мне хорошо знакомы такие маски. Они изготавливаются из мягких, податливых программируемых волокон на основе таунинских технологий; из этого же самого материала делают стропы, на которых Перерожденных спускают обратно в мир. Активируемая теплом человеческого тела маска принимает запрограммированную заранее форму. Какими бы ни были черты лица под ней, она создает внешнее подобие лица, заложенного в ее память. Использовать подобные маски имеют право только сотрудники правоохранительных органов. Мы иногда пользуемся такими, чтобы внедриться в ксенофобские ячейки.

В зеркале я вижу, как холодные волокна маски постепенно оживают, словно тело Кая от моего прикосновения, растягивая и сжимая мягкие ткани и мышцы у меня на лице. На какое-то мгновение мое лицо превращается в бесформенное месиво, напоминающее чудовище из кошмарного сновидения.