Мне было около пяти, когда появилась Горгона. Это случилось приблизительно в то же время, когда нам начал досаждать наш двоюродный брат, которому оставалось год или два до восемнадцатилетия. Помимо оскорблений, я мало что о нем помню. У него была влажная верхняя губа и нервная улыбка, словно он постоянно подсмеивался над какой-то шуткой у себя в голове. Одно из немногих воспоминаний: я сижу в машине, отец везет нас в поход с палатками, а мой брат прижимается своей вялой задницей к окну для того, чтобы напердеть наружу и не завонять всю машину вкупе с нами. Вот таким тактичным он был. Когда он унижал меня, он всегда спрашивал, нравится ли мне это. «Нет», – кричала я и пыталась убежать. Но его вопросы оказались риторическими. Он держал меня за руку, и его не волновали мои ответы. Он делал что ему вздумается и продолжал в том же духе. Волоча меня к старому трейлеру у подножия холма, когда мы играли в прятки, он всегда выпрашивал, чтобы мы были в одной команде, обещая шоколадки, которых я не желала, за мое «хорошее поведение». А я если я кому-нибудь расскажу об этом, он убьет меня, он перережет мне горло, он убьет моих родителей. У меня будут проблемы, или у него будут проблемы, или у нас обоих. Меня накажут. Он попадет в тюрьму, и это произойдет по моей вине. Всегда по моей вине, в любом случае я сама виновата, и так далее и так далее. Как обычно.
Абьюзеры никогда не берут вину на себя, они всегда пытаются переложить ее на кого-нибудь другого, особенно на детей. Он издевался надо мной, когда в соседней комнате были мои родители. Я плакала и говорила «нет», он смеялся, а моя сестра беспомощно смотрела на меня. Мои «нет» для него были пустым звуком, мои предпочтения ничего не значили. Моя безопасность, мое благополучие, мои границы. Ничего. Ничего.
Слову «нет» предполагается быть волшебным словом. Предполагается, что ты скажешь «нет» и пойдешь расскажешь кому-нибудь. Но мои волшебные «нет» ничего не означали и не имели никакого эффекта. Мой брат убедил меня, что рассказать кому бы то ни было о происходящем – значит самой быть наказанной за совершение позорных поступков.
Позорные поступки – это тесное пространство с котятами под кроватью. Или «игра в доктора» по его настоянию на моей постели. Он жестоко обращался с нами, когда мои отец и мачеха оставляли его присматривать за нами. Но в основном он предпочитал мою сестру. Она была не такой дерзкой. Мое неповиновение раздражало учителей и разочаровывало родителей, но в течение моей жизни оно спасало меня тысячи раз.
Этот мой брат забирал сестру с ее уступчивостью, достойной похвалы, в спальню родителей, а я в это время беспомощно колотила в двери так, что дрожала античная стеклянная ручка, требуя, чтобы он отпустил ее. Я сидела на краю ванны в противоположном конце зала и придумывала план побега, слушая, как плачет моя сестра, умоляя его остановиться. «Нет, нет, пожалуйста, нет», – твердила она. Мой план заключался в том, чтобы заставить его отпустить ее в туалет. Тогда мы бы закрылись там изнутри, подсадили бы друг друга и выбрались наружу через окошко, а затем растворились бы в ночи. Убежали бы к озеру Лоди, спрятались в зарослях ежевики с опоссумами, енотами, щенками койотов и сказочными существами. После длительного декламирования этой кампании я действительно убедила его, что моя сестра хочет в туалет, но он не позволил ей выйти, как я предполагала. Он заявил, что она потерпит или может сделать это прямо ему в рот.