− Не смей говорить так! Ты ничего не знаешь…

Эдуард потупил взор. Его грудь нервно вздымалась.

К моему горлу подступил тугой ком:

− Чего я не знаю? − прошипела я. − Того, что твоя мать все решила за тебя? Того, что она умышленно заставила своего сына переступить через собственные чувства?

− Все совсем не так… − прошептал он в ответ, и медленно, словно приготовившийся к прыжку ягуар, направился ко мне. − Я САМ решил, что нам лучше расстаться. Ты − не та девушка, что нужна мне сейчас…

Я истерически хохотнула, и обратила взор к потолку:

− Господи! Ты хоть сам себя слышишь? Мы хотели пожениться следующим летом! Ты же сам сделал мне предложение! И вдруг что-то резко заставило тебя передумать, сразу же вскоре после возвращения из Франции?

Эдуард молчал, буравя меня своими темно-зелеными, похожими на изумруды глазами. В них читалось недовольство, разбавленное ноткой какого-то неведомого мне чувства. Возможно, сожаления.

Он пробормотал:

− Амелия, ты же знаешь, я должен был это сделать. По-другому нельзя…

Слезы не заставили долго себя ждать. Всхлип, вырвавшийся из моей груди, приглушенным эхом разлетелся по пустым коридорам, а затем затерялся где-то в глубинах здания.

Занятия начались несколько минут назад.

Я знала, что нужно идти, но ноги не слушались. Сил на то, чтобы отвести взгляд от человека, которого я любила больше жизни, и одновременно люто ненавидела, у меня так и не появилось.

− Твоя мать не любит тебя… − еле слышно протянула я. − Это она во всем виновата!

Эдуард вздрогнул:

− Что?! Что ты сказала?!

Расстояние между нами значительно сократилось. Его сильные руки схватили меня за плечи, и резко прижали к стене. Мне в нос ударил запах его дорогого одеколона:

− Повтори то, что сказала!

− Твоя мать виновата во всем произошедшем! − повторила я, заглядывая ему прямо в глаза. − Только она…

Левая рука Эдуарда сжалась в кулак, и с силой ударила в стену прямо напротив моей перекошенной от страха физиономии.

Я резко зажмурилась и испуганно вдавила в себя плечи, автоматически защищаясь от опасности.

− Не смей обвинять мою мать! Ты не имеешь на это никакого права! − его руки соскользнули на мои запястья и силой дернули вверх тонкие рукава кофты, − Это не она вскрывала тебе вены! Она не давала тебе в руки лезвия, и не сажала в ту ванную…

Такое прекрасное и родное до недавнего времени лицо, прямо на глазах превратилось в искаженную ненавистью гримасу.

Я знала, что он собирается сделать. Бесконечное, всепоглощающее чувство стыда мигом захватило меня.

− Отпусти! − завопила я, пытаясь выдернуть руки. − Не смей…

Эдуард сжал меня еще сильнее, и, вытянув вперед (буквально, на всеобщее обозрение) мои испещренные шрамами запястья, разъяренно прошипел:

− Ты, и только ТЫ САМА виновата в том, что с тобой произошло, Амелия!

− Перестань…

− Все знают о том, что ты с собой сделала…

− Нет!!!

Эдуард наклонился. Его прерывистое дыхание обожгло мне шею. Тихий, слегка грубоватый голос, прошептал в самое ухо:

− Мы с ней занимались любовью в тот вечер. Наверняка, это происходило в тот самый момент, когда ты…

Он не договорил, потому что чья-то тяжелая рука вдруг опустилась на его плечо.

− А ну-ка отпусти ее! − послышался пронизанный легкой хрипотцой баритон. − Иначе, у тебя будут неприятности.

Эдуард удивленно обернулся.

Позади него стоял высокий стройный молодой человек, облаченный в белоснежную хлопковую рубашку и потертые джинсы.

Его бездонные, синие как океан глаза, презрительно смотрели на Эдуарда.

Я замерла, наблюдая за этим совершенно неожиданным действом.

− Отвали, парень… − недовольно пробормотал Эдуард, и снова обратив свой взор ко мне, добавил, − Мы сами во всем разберемся. Исчезни!