Несколько ребят из второй группы столпились в углу помещения, и над чем-то тихо посмеивались.

− С того самого момента англичанин посвятил всю свою жизнь различным экспериментам и исследованиям, в ходе которых и разработал вот «это»… − Анджей указал на зажатую в руках преподавателя склянку.

Даниель открыл рот, чтобы задать очередной вопрос, но тут раздался звон бьющегося стекла и непонятное бормотание.

− Я не виноват! − послышалось жалобное бормотание Смирнова. − Эта реторта сама с полки соскочила!

− Прошу меня извинить… − пробормотал Даниель, и, тяжело вздохнув, направился к появившемуся в дверях и недовольно причитающему смотрителю музея.

Примирительно выставив руки вперед, он что-то пробормотал мужчине по-чешски, и тот мигом успокоился.

Анджей пристально посмотрел на меня, и тихо, почти одними губами, прошептал:

− Привет.

− По-моему, мы сегодня уже здоровались… − недовольно протянула я, краем глаза наблюдая за тем, как Ольга подглядывает за нами из-за стеллажей. − В отеле, в фойе.

− А, по-моему, нет.

− Знаешь, я лучше пойду… − бросила я. − А то твоя подружка уже, наверное, всю пыль собрала, прячась за стеллажами.

Я собралась двинуться вперед, но сильные руки Анджея мигом меня остановили.

−Какого черта?!

− Слушай, Амелия, мне очень жаль, если мои слова тебя обидели… − в его глазах читалось искреннее сожаление. − Просто, я привык быть предельно откровенным в том, что касается чувств. Ты мне очень нравишься, но… я не могу подвергать тебя опасности.

− О чем ты?! − недовольно прошипела я, оглядываясь по сторонам. − Что еще за опасность? Кто ты, черт возьми, такой? Сотрудник Интерпола что-ли?

Анджей наклонился и пробормотал мне почти на ухо:

− Всему свое время. Когда-нибудь я расскажу тебе. Сейчас меня интересует кое-что совершенно иное…

Я пристально на него посмотрела. Глаза Анджея были наполнены какой-то тревогой. Было видно, что он очень взволнован.

− Я знаю, что сейчас, возможно, совершу одну из самых больших ошибок в своей жизни, но… не могу поступить иначе!

Ольга изогнула свою тощую шею так сильно, что мне показалось, что она вот-вот сломается.

− Я изо всех сил старался подавить в себе это навязчивое чувство… но, увы, все тщетно. Как я не старался, но ты не желаешь выходить у меня из головы, Амелия! Скажи, я действительно тебе так сильно нравлюсь?

Я вздрогнула. Ладони затряслись, а на лбу выступила холодная испарина:

− Почему ты спрашиваешь об этом сейчас? − мои глаза сразу же принялись пристально изучать комнату в поисках тех, кто мог бы тайком на нас пялиться, но все, кроме злосчастной Петровской, к счастью, были заняты своими собственными делами.

− Просто ответь… − прошептал Анджей.

Его прекрасные, синие, словно сапфиры глаза, пристально смотрели на меня, а чувственные губы слегка приоткрылись в ожидании ответа.

Сделав глубокий вдох и, с невероятным трудом переборов желание немедленно впиться в него поцелуем, я ответила:

− Как я уже говорила, мне всегда казалось, что в моей жизни уже давно есть тот человек, с которым мне суждено связать свою судьбу. Я действительно думала, что он меня по-настоящему любит…

− И?

− И теперь я понимаю, как сильно ошиблась тогда. То, что я испытываю к тебе, сложно назвать симпатией…

Я посмотрела Анджею прямо в глаза, и, выдержав небольшую паузу, на одном дыхании выпалила:

− Это нечто большее. Настолько большее, что порой становится страшно.

− Вот и ответ, − прошептал он точно так же, как и тогда, когда мы впервые поцеловались у него дома, и осторожно прижал меня к себе.

Ольга, по-прежнему таращащаяся на нас украдкой, издала какой-то непонятный всхлип. Послышался очередной звук битого стекла. Пузырек, который она сжимала в ладони в этот момент, с треском разлетелся на куски.