3. На тот случай, что кто-то мог заболеть, было бы лучше, чтобы хлеб выпекали четыре женщины, а не три. Но их, как всё равно, оставалось трое. Через каждые ДВЕНАДЦАТЬ часов одна из этих женщин приходила на работу, чтобы сменить ту, которая уже отработала свои часы, затем приходила третья. Я не мог себе представить того, что как они могут у себя дома что-то УСПЕВАТЬ ДЕЛАТЬ. Им же нужно было время и для того, чтобы дать себе отдохнуть после работы. Я поражался их выносливости и, когда ОПИРАЛСЯ взглядом на то, как они ВЫПОЛНЯЛИ свою работу, мне становилось тяжело. Я оказывался под гнётом той работы, на которую смотрел. После того, как они заканчивали выпекать хлеб, им нужно было ещё браться за мытьё полов. Неужели у хозяйки не было лишних трёхсот рублей, чтобы нанять «техничку»? С течением времени мне стало ясна та причина, по которой «технички» не было. Мытьё полов для меня всё больше начинало выглядеть каким-то наказанием для этих женщин. Их словно оставляли постоянно в чём-то ВИНОВАТЫМИ.

НИЧЕГО неожиданного при такой нагрузке не было в том, что выпекавшийся хлеб иногда, случалось, оказывался подгоревшим. Хозяйка считала нужным высчитывать за каждую подгоревшую буханку по четыре рубля, по розничной цене. И для этих женщин было лучше СКРЫВАТЬ «сожженный» хлеб и уносить его домой. И за то, что как и сколько им приходилось работать, они считали себя вправе уносить с собой несколько буханок хлеба даже тогда, когда он не подгорал. Получалось, что мытьём полов они отрабатывали стоимость того, что уносили или что могли унести домой.

Я обратил внимание на то, что у этих женщин на предплечьях какие-то красные полосы находились рядом с теми, что выглядели посветлевшими, и рядом с совсем светлыми. Это были следы от ожогов. Недавние следы от ожогов выглядели красными полосами. Когда они заживали, становились светлее. А совсем светлыми полосами были уже оставшиеся у них шрамы.

Формы с испечённым хлебом эти женщины вытаскивали в многослойных хлопчатобумажных рукавицах, которые очень быстро прогорали. Для хозяев эти рукавицы прогорали и становились ДЫРЯВЫМИ что-то очень подозрительно быстро. И эти подозрения словно помогали им ТЯНУТЬ с тем, чтобы выдавать новые для тех, кто их как специально прожи гал. Может, эти подозрения даже помогали им не видеть следы ожогов на руках этих женщин?

Эти подозрения в воровстве и причинении ущерба нисколько не мешали хозяевам наживаться на наёмном труде. «Субботники» как ДОЛЖНЫ были остаться в прошлом, частью которого они стали. Но хозяева не собирались отказываться от того, чтобы организовывать «субботники», чтобы не платить за СДЕЛАННУЮ лишнюю работу.

27 февраля мне в третий раз пришлось участвовать в «субботнике». На этот раз, кроме уборки в самой пекарне, нужно было скинуть снег с крыши и убрать его с территории. Снег вывозился на грузовике. В этот день моя обувь насквозь промокла. На следующий день мне стало ясно, что я заболел. 5 марта я уловил слабый запах печёного лука и подумал, что начал выздоравливать. Но на следующий день вместо того, чтобы усилиться, он пропал. Моя болезнь оказалась такой тяжёлой и продолжительной, как никогда прежде. Кашель, мучавший меня всю ночь, каждое утро проходил, но к вечеру появлялся снова и начинал усиливаться. Голос мой дошёл до хрипоты. Болели и горло, и уши, и ДВА ряда, верхний и нижний, коренных зубов. Каждую ночь в течение трёх недель я мучился от сильной зубной боли. Болезнь словно не собиралась оставлять свою ХВАТКУ.

Хорошо, что отец к этому времени получил часть денег из накопившейся за полгода