Шуба, мокрая от снега, лежит на стуле, а я сижу в кресле. Сижу и украдкой, как воришка, изучаю густые черные волосы, небрежно зачесанные на пробор, высокий лоб, широкие брови на вытянутом лице с удивительными, по-человечески теплыми серыми глазами.

Улыбаюсь сама себе.

– Вам что-то показалось смешным? – хмурится Авдеев и с укором смотрит на меня.

И с интересом. Только не очень позитивным.

Особенно ему не нравится цвет моих волос. Задев их взглядом, Кирилл даже морщится. Я не хочу ссориться, и все мои помыслы по отношению к этому мужчине исключительно благородные, поэтому теперь открыто и щедро улыбаюсь уже ему.

– Просто у Миши ваши глаза, Кирилл… Это мне показалось очень милым и таким настоящим… Я порадовалась.

– А вы точно не аферистка?.. Уж больно хорошо стелите!

Я качаю головой и сникаю.

– Давайте не будем ходить вокруг да около, – прошу его, скромно теребя подол. Нервничаю ужасно. – Вы ведь почти семь лет назад встречались с моей сестрой Лилей. И очень ее любили, – чуть тише добавляю.

– Ого! Какая романтика! Это она вам сказала? – Авдеев усмехается и откидывается на спинку высокого кожаного кресла.

Серо-голубая рубашка, безумно совпадающая по цвету с его глазами, натягивается на плечах. Я почему-то этого смущаюсь, хотя вроде ничего такого.

Мысленно бью себя по щекам.

– Да, это сестра мне сказала, – честно признаюсь. – Вы любили Лилю, а Лиля… любила себя. Это тоже все в нашей семье знают. Изменив вам с Виталиком, она выскочила за него замуж. Когда одумалась, было поздно, вы ее не простили.

– Браво. Вы журналист?..

– Нет… Что вы? Я всего лишь танцовщица, актриса.

Кирилл усмехается. Получается как-то агрессивно.

– О, вы пошли по стопам своей сестры? Тоже танцуете в клубах? Гоу-гоу? Или что погорячее?.. С продолжением?

– Нет, что вы! – оскорбляюсь. – Я работаю в детском театре.

В серых глазах загорается неприятный цинизм. Знаю, что Лиля в свое время неплохо потопталась на чувствах Кирилла. Он тогда был совершенно не такой, как сейчас.

Сестра рассказывала, что на свиданиях Авдеев никогда не ел, потому что денег у него было ровно на то, чтобы накормить ее. Она этим активно пользовалась и часто заказывала больше, чем нужно. Кирилл в таких случаях краснел и нервничал.

Не представляю, чтобы такой мужчина когда-то краснел, и даже сочувствую его неразделенной любви, но делать неприятные выводы о себе не позволю никому.

Я любила сестру такой, какой она была, но мы не были особенно близки.

– Я всего лишь хотела вам сказать, что работаю в нашем местном театре, в Северске. А еще провожу занятия с детками и учусь заочно в Институте культуры. Здесь, в городе…

– Если все это правда, – растерянно произносит Кирилл, кивком указывая на документы, – то почему она не сказала мне?

– Она любила себя и… Мишу. Может быть, боялась, что вы заберете сына. Виталик тоже все знал, поэтому относился к мальчику ровно. А потом Лиля попала в ту аварию…

– Это я знаю, – отрезает. – Почему за два года не сообщили?

– Мама тоже боялась.

– А вы?

– А я вот… сегодня не выдержала.

– Чего не выдержали?..

– Мише нужна семья, – мягко произношу. – Родной человек. Всем нужен родной человек, Кирилл. Если бы мой мальчик был не ваш, я бы не пришла. Вы мне верите?

– Ни единому слову!

– Спасибо за честность, – грустно вздыхаю поднимаясь. – Мы тогда пойдем…

Разочарованно оглядываюсь по сторонам.

Вот и все. Чудес и правда не бывает.

Как мне теперь смотреть в глаза ребенку?

– Извините, пожалуйста, – огибаю стол, забираю документы, шубу с сумкой и направляюсь к выходу.

Чувствую, что Авдеев идет за мной.

– Астра! – настороженно зовет племянник.