– Вот, – довольно объявил Геннадий, пинком отправляя к моим ногам оборванного типа. – Поймали доглядчика.

За спиной у него привычно маячили бандитские рожи Федек. Кривого и спросонья не перепутаешь. Молча отмахнулся от часового. Все в порядке. Тот исчез, прикрыв за собой пологом вход в палатку.

– Это надо было обязательно проделать посреди ночи? – душераздирающе зевая, спрашиваю, не пытаясь изображать грозный вид. Раз уж приволок, создал себе труд часового отодвинуть, значит, смысл есть. Только от того не легче. И так со всеми полковыми заботами сплю часа три в сутки. Скоро стоя дремать начну и сам не замечу. Даже в Петербурге столько времени не отнимали заботы. Там за месяц новый завод не строился. – Зачем мне сдался этот армянин?

– Он вполне себе русский, – ощутимо пнув сапогом по заднице распростертого у моих босых ног человека, возразил геройский крестник.

– Афанасий я, Груздин, – поднимая голову, сообщил арестант. – Русский. – И он перекрестился, причем двумя пальцами. Гена бдительно надавил ногой, не давая распрямиться и держа в положении ничком. – И не прознатчик, честный человек.

Не солдат, без мундира. Лицо смуглое и нос с горбинкой. Натуральный кавказец, только без их одежек. Скорее городской. Не зря его принял за армянина. А говорит без явного акцента. Может, из рабов или потомок прежних жителей Азова.

– Из некрасовцев он, – поставил в известность Гена, решив окончательно сомнения. – Поймали, когда из крепости утек.

– Так я за постами и не прятался, открыто шел, – возмутился схваченный.

Про некрасовцев я уже в курсе. После Булавинского восстания несколько тысяч донских казаков во главе с атаманом Игнатом Некрасовым ушли на Кубань и, приняв подданство татарских ханов, получили место для расселения. Анна Иоанновна предлагала «игнат-казакам» вернуться на родину, пообещав забыть их «измену» и дать землю. Пока возвращенцев не особо заметно. Точнее, их не существовало. Неужели первая ласточка? Хотя с таким же успехом может оказаться провокатором или имеющим некие личные причины смыться из Азова.

– Молчи, скот, пока не спрашивают.

– Не лазутчик я! – обиженно вскричал Афанасий. – К вам шел.

– Это к кому? – удивляюсь. Неужели про меня уже и на той стороне мужики ведают?

– К русским, – обламывая в надежде на широкую известность в мире, доложил перебежчик. И то, раскатал губу, ожидая «к тебе». Он к этикету явно не приучен, выкать не умеет. – К армии. Сведения важные имею.

– Садись, – приглашаю, кивая крестнику.

Тот понятливо отступил, но смотрит бдительно. Ежели че, секир-башка в момент сделает. За ним не заржавеет. Ассасины в старые времена тоже норовили прокрасться и войти в доверие. А потом чик, и лезвием по горлу. Правда, не тот у меня уровень, подсылать ко мне наемных убийц. Да и никто не мог заранее знать, когда схватят и куда приволокут.

– Гена?

– Кривой! – подзывает тот. На себя брать допрос не захотел.

Старший Федор подошел и нехорошо хмыкнул. Всем своим видом он красноречиво сообщал о нелюбви к пленному и готовности его порвать. Рука на рукояти сабли, вторая сжимается, будто душит кого. Единственный глаз горит жуткой злобой. Если изображает, большой артист.

– Где живешь? – быстро спрашивает мой знаток здешней жизни.

– У Темрюка. Чирянский городок.

Последовала целая серия вопросов, заставляющая меня с завистью вздохнуть. Натуральный допрос в полиции. Тайной канцелярии стоит взять парочку уроков. Со скоростью пулемета, возвращаясь и переформулируя иначе для проверки, не давая опомниться, выяснялась родословная, занятия, участие в боевых действиях и набегах.