Два великих легитимирующих мифа модернизма – нарратив Просвещения и нарратив Духа – имеют свои истоки. Первый из них имеет исток во Французской революции и рассказывает историю о человечестве как героическом деятеле, освобождающем самого себя через продвижение в познании; второй, происходящий от немецкого идеализма, рассказывает историю о духе как последовательном развертывании истины. Следствием такого притязания на монопольное обладание истиной явилось тотальное насилие. В результате разум стал иррациональным, а поиск глобального смысла превратился в бессмыслицу. После катастрофических событий ХХ века метанарративы лишаются своей правомочной силы. В связи с отчуждением от метанарративного механизма легитимации «великий герой» и «великая цель» утрачивают свою нарративную функцию66. Выясняется, что носители знания (историки, теологи, философы, социологи, политологи и др.) в действительности ничем бесспорным не обладают, не носят истину в кармане, более того – не могут договориться даже по поводу того, что такое истина. Кризис метафизической философии приводит к разрушению метанарративного механизма легитимации. Лиотар называет постмодерном недоверие в отношении метанарраций.

Но в постмодернистской ситуации не все нарративы утрачивают доверие: множество разнообразных микронарративов продолжают плести ткань повседневной жизни. Не доверяя метанарративам, постмодерн пользуется микронарративами, которые и формируют агонистический, соревновательный характер универсума языковых игр. «Маленький рассказ, – пишет Лиотар, – остается образцовой формой для творческого и, прежде всего, научного воображения»67. Постмодернистская наука не препятствует появлению большого количества малых нарративов. Однако микронарративы отказываются от употребления понятий «великий герой» и «великая цель»: они, занимая место мобилизующих повествований с их легитимирующей функцией, законны только в рамках локальных коммуникативных сообществ и не претендуют на тотализацию.

Лиотар, одним из первых обративший внимание на изменение социокультурного статуса знания, отмечает, что раньше знание имело ценность само по себе. В науке не было частной собственности. Сегодня наука обслуживает экономику, производство и потребительское общество. Старый принцип – получение знания неотделимо от формирования разума и от личности – выходит из употребления. Знание перестает быть самоцелью, теряет свою «потребительскую стоимость», все больше превращается в товар. Оно производится для того, чтобы быть проданным, потребляется, чтобы обрести стоимость в новом продукте и чтобы быть обмененным. Происходит отстранение от истины: критерием знания выступает не истина, а практическая польза, эффективность, успех. Прежний вопрос «верно ли это?» уступает место вопросам «можно ли это продать?», «эффективно ли это?»68.

Модель просвещенческого образования себя исчерпала. Ей на смену идёт постмодернистская модель, которая в явном виде себя ещё не проявила. Сейчас резко падает доверие к авторитетам и традиционным источникам знаний. Происходит фундаментальный сдвиг в самой интерпретации концепта знания: от того, что казалось постоянным, достоверным и конечным, к тому, что относительно, непостоянно и бесконечно. Образование становится непрерывным и никогда не завершённым.

В эпоху постмодерна знание делает человека продвинутым потребителем, но не делает его более просвещенным, совершенным, гуманным. Ученых, техников, аппаратуру покупают не для того, чтобы познать истину, но для того, чтобы повысить производительность. Под угрозой оказывается всякая легитимация, всякое обоснование, что таит в себе опасность вседозволенности. Происходит слияние техники и науки в огромный технонаучный аппарат. Усиливающийся плюрализм языковых игр ведет к неограниченному релятивизму, который создает превосходство языковой игры технонауки над всеми другими. Технонаука подчиняет знание власти, науку – политике и экономике. Лиотар подчеркивает, что ни наука, ни, тем более, технонаука не могут претендовать на роль объединяющего начала в обществе, поскольку в этом случае она будет еще одним «метанарративом освобождения».