Как-то Амаль зашла в элитное ателье, где, помимо всего, шили одежду и для мусульманок, и которое содержала её хорошая знакомая Роза. Она сказала, что Амаль ждет какой-то важный человек, и проводила её в свой кабинет. Там она и увидела своего будущего куратора. Тот, как положено, назвал нужные пароли, дал ей инструкции, сообщил, в каких местах и когда следует оставлять зашифрованные донесения. При этом сказал, что Роза их человек, но выходить на связь с ней можно только в самом крайнем случае, то есть в случае возникновения какой-нибудь экстренной ситуации! Так вот, выходит, что этот крайний случай и настал. Амаль решительно встала с кровати, нужно было найти предлог посетить ателье Розы.

За завтраком она молчала. Али-хан рассказывал что-то про торговые дела, но она слушала его рассеяно. Затем, тщательно подбирая слова, спросила:

– Али, ты не забыл, что у меня в Москве остались мать, отец, брат, которых я тоже люблю и с которыми ты, помнится, хотел познакомиться. Всё-таки они теперь твоя родня…

Али-хан аккуратно поставил кружку с чаем на блюдечко, внимательно посмотрел на свою жену и негромко произнес:

– Помню, говорил такое!

Амаль тоже поставила свою кружку, резко ударив по блюдцу.

– Ты так говоришь, потому что тебе на них наплевать? – повысила голос Амаль на мужа, чего НИКОГДА не делала.

Глаза Али-хана сузились, в них появился стальной холод. Но, поймав взгляд жены, полный гнева и злобы, он от неожиданности словно поперхнулся и даже немного растерялся, что ему было не свойственно. Фактор неожиданности, однако… Амаль же и не сдерживала всю ту злость, что накопилась за эти годы вынужденного супружества. Но… она блеснула, как сабля, и скрылась в ножнах. Снова ровный голос и почтительность к мужу:

– Может, ты так говоришь, потому что не в состоянии выполнить единственную просьбу своей женщины? Я тебя когда-нибудь раньше о чём-то просила? За два года я ни разу ни о чем тебя не просила. Не так ли? Если мой мужчина не в состоянии выполнить одну-единственную просьбу, касающуюся вопроса жизни и смерти её родителей, то пусть он так и скажет, что, как мужчина, не может защитить свою женщину и её родителей! – Надежда еще раз позволила гневным искоркам промелькнуть в её глазах, а затем ТАК посмотрела на своего мужа, что он прочитал тако-о-ое презрение, что его аж передернуло. Али-хан молча сидел, тяжело насупившись, словно о чём-то думал. Наконец он произнес:

– Слушай внимательно, женщина, я Али-хан, я очень большой человек среди своих друзей и покровителей, что в моих силах будет, я сделаю. Я передам нашему гостю твои пожелания спасти свою семью. А твоя семья – это моя семья. Помни об этом, Амаль! Я уверен, что наш гость в состоянии сделать так, чтобы твоя семья не пострадала. Я думаю, наши люди смогут передать твоим родителям и брату лекарства. Я попрошу наших людей передать им номер твоего телефона, чтобы ты могла успокоиться!

Али-хан с величием эмира встал из-за стола и пошел в свою комнату, бросив на ходу, не оборачиваясь:

– Собирайся, через полчаса выезжаем!

– Али-хан! Спасибо хотя бы за это! – с отчаянием в голосе поблагодарила Надежда.

Муж немного замедлился, чуть улыбнулся и зашел к себе в комнату, так и не обернувшись.

Выходя из лифта, Амаль вдруг увидела соседку по лестничной площадке. Высокая молодая женщина с фигурой фотомодели, держащая за руку пухленького сынишку лет пяти. Амаль патологически не могла переносить на дух девиц такого сорта, вздорных и самоуверенных. Ничего собой не представляют, но каким-то образом ухищряются выйти за богатых папиков с большим пузом, а потом рожают таких же пухлячков. Наверное, поэтому эта соседка с завидной регулярностью закатывала своему аморфному муженьку скандалы, слышные даже через толстые кирпичные стены (или вентиляцию?). Но сейчас Амаль посмотрела на неё, обреченную на смерть вместе со своим насупившимся сынишкой, и ей стало не по себе. Ведь скоро они все умрут, и никто, и ничто не спасет их. Иногда мы мысленно проклинаем своих непутевых соседей, говоря вгорячах, «чтоб ты сдох (сдохла)», но одно дело сказать, а другое дело вот так почувствовать себя виновной в их грядущей гибели. Амаль опустила глаза и тихой мышкой проскользнула мимо, хотя раньше всегда проходила, гордо подняв голову, обязательно тряхнув гривой своих белокурых волос, как самым действенным оружием блондинок. Даже если волосы рассыпались из-под вязаной черной шапочки, как сейчас. На что её оппонентка, «сучка крашенная», всегда молча злилась, что и нужно было Амаль. Нет, это нужно было не Амаль, это нужно было той Надежде, которая когда-то любила ходить в короткой юбке и вызывающей кофточке. Ведь женщина одевается не для мужиков, а против других женщин. Верно? Это сейчас она мусульманка, так как перед свадьбой с Али-ханом приняла ислам. Поэтому она всегда надевала платок, когда ей с мужем предстояло общаться в мусульманской среде. Ну, вроде как положено. А вот в обычной жизни она одевалась в джинсы, спортивную куртку, черную вязаную шапку. И ей так нравилось ходить. Да и Али-хан это в принципе одобрял, приговаривая, мол, «это надо для конспирации». Али-хан читал Ленина, что было удивительно, и постоянно повторял слова вождя мирового пролетариата: «Конспирация, конспирация и еще раз конспирация». И даже любил говорить, что как здорово Ульянов-Ленин отомстил за смерть своего брата, которого казнил царь Александр III за революционную деятельность. Да, Али-хан был довольно начитан и имел широкий кругозор, может, поэтому он смотрел сквозь пальцы на вольности своей русской жены в одежде, за что она действительно ему была благодарна. А может, он просто не хотел привлекать излишнее внимание к их семье, что, скорее всего, и было подлинной причиной такой демократии.