Так, однажды под вечер в конце мая он сидел в своем кабинете и лениво почитывал отчет из поместья, когда его прервал дворецкий.

– А, Медоуз! Что случилось?

Дворецкий покашлял, как бы извиняясь:

– Прошу прощения, что побеспокоил, но некий господин хочет видеть вашу светлость. Очень настырный. Говорит, что останется в холле, пока не увидит вас. Он ужасно взволнован из-за чего-то, что касается вашей светлости, и не доверяет никому, чтобы передать сообщение. Даже имени своего не называет!

– О боже! Как мелодраматично! Хоть приличный с виду этот господин?

– Очень приличный.

– Хорошо, Медоуз, впусти эту таинственную персону, – распорядился Дарлстон.

Он откинулся в кресле, ожидая визитера и сгорая от любопытства. Вскоре перед ним стоял прилично одетый джентльмен лет сорока.

– Добрый день, мистер… э…

– Если это не обидит вашу светлость, я бы не хотел связывать это со своим именем, – медленно сказал джентльмен. – Только скажу, что я работаю редактором в «Ведомостях». Часа два назад это принес мне один из моих парней. – Он показал конверт со сломанной сургучной печатью.

– Продолжайте, – подбодрил его Дарлстон. – Внимательно вас слушаю.

– Да, милорд. Парень этот очень наблюдательный, и он сказал, что леди, которая принесла его, выглядела весьма взволнованной и задавала странные вопросы о том, как мы проверяем достоверность объявлений и всего такого. Она будто бы хотела о чем-то предупредить парня. Он взял деньги и выписал квитанцию, как положено, но потом испугался, пришел ко мне и все рассказал. Когда я прочел объявление, решил, что должен непременно свериться с вами. Прочтите сами, милорд. – Он протянул конверт.

Дарлстон развернул объявление и сразу уловил знакомый аромат, которым пропиталась бумага. Он читал, и брови его хмурились. Визитер даже побледнел, когда Дарлстон поднял глаза и спросил ледяным тоном:

– Парень описал, как выглядела та леди?

– Да, милорд. Он сказал, что она в возрасте – лет пятидесяти или шестидесяти. Одета просто. Дала ему шиллинг; и он даже брать не хотел, поскольку решил, судя по платью, что она стеснена в средствах, хотя, несомненно, леди.

Дарлстон помолчал:

– Я благодарен вам и тому парню. Это объявление исходит не от меня, но я буду еще более вам признателен, если никто не узнает, что оно попадало к вам. – Говоря, он залез в ящик стола и вытащил пачку бумажных денег, отсчитал несколько купюр и протянул их визитеру.

Тот поблагодарил и быстро ушел, оставив за спиной самого разгневанного господина во всем Лондоне.

Дарлстон подошел к камину, бросил объявление в огонь, посмотрел, как оно сгорело, и вернулся к столу. Он написал коротенькую записку и позвонил в колокольчик. Когда вошел Медоуз, он передал ему записку и коротко приказал:

– Будь добр, доставь это леди Каролине Давентри немедленно!

Ни слова не говоря, Медоуз взял записку и вышел.

Сразу после десяти часов вечера Дарлстон вышел из своего особняка, одетый в атласные бриджи и фрак, что говорило о том, что он направляется на бал!

Лакей в ливрее, поспешивший открыть дверь господской кареты, подивился, что могло вогнать хозяина в такое дурное расположение духа.

– Брук-стрит! Захватим мистера Кастера, – последовал короткий приказ, и карета покатила, громыхая по булыжникам мостовой.

Седок откинулся на подушки, терзаясь горьким разочарованием в «прекрасном поле». Его бросало в дрожь от мысли о предстоящем бале, который он обещал посетить. Орды молодых нескладных девиц, стремящихся поймать мужа….

– К черту их всех! – зло бросил он. – Засяду за карточным столом, буду пить бренди.

Карета незаметно для него остановилась, и послышался веселый голос Джорджа: