В этой работе рядом с ним Лада, его жена, сыновья – Юрий и Святослав. Мир знакомится с учением Живой Этики, синтезом знаний Востока и Запада. Совместными усилиями поддерживается связь с многочисленными очагами культуры, носящими имя Рериха.

Писатель Барнет Д. Конлан замечает: «Рериха можно сравнить с гигантским деревом, пустившим корни глубоко в одном месте, а свои великолепные ветви раскинувшим широко кругом – по всему миру… Русскость Рериха не случайна и соединена с его непрерывным маршем по всему миру»[20].

Рерих – идеалист кристальной чистоты, верящий, подобно Платону, что идеи правят миром.

Гоголь писал, что «Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он может быть явится через двести лет…». Такой человек явился раньше. Переживания Пушкина – «Духовной жаждою томим», «Чувства добрые я лирой пробуждал», «Веленью Божию, о муза, будь послушна» – этические максимы Рериха. Ему было пять лет, когда Достоевский в своей речи на открытие памятника Пушкину говорил об одной из особенностей русского гения: «способность всемирности, всечеловечности, всеотклика…»[21] Именно в Рерихе эта черта проявилась с предельной яркостью и широтой.

Не случайно создатель «Синей птицы» Морис Метерлинк считал Рериха знаковым явлением, символическим Вождем России[22].

Рерих никогда не рассматривал себя эмигрантом. Он не уезжал в эмиграцию[23]. Если границы государств изменились, то не изменились его планы. Ему первоначально очень не понравились большевики у власти. Оказавшись за рубежами России, освобожденный революционными бурями от прежних обязательств, он использовал это обстоятельство для исполнения своей давней мечты. Когда-то великий русский искусствовед и критик Владимир Васильевич Стасов открыл перед молодым студентом Николаем Рерихом истоки восточного влияния в русском фольклоре, показал, как близки древний санскрит и русский язык. «Заманчив великий Индийский путь», – писал Рерих еще в 1913 году после посещения выставки восточного искусства В. В. Голубева[24]. Он – русский художник, путешествующий по миру, по тем заповедным местам, где всегда мечтал побывать. Он оставил Россию на время, в уверенности, что «познавание чужих стран лишь приведет к Родине, ко всем ее несказуемым сокровищам…»[25].

Миссию художника он видит не в том, чтобы бороться за или против советской власти. Писательница Надежда Лохвицкая (Тэффи) иронически классифицирует эмигрантов тех лет: «Лерюссы (русские) определенно разделяются на две категории: на продающих Россию и спасающих ее»[26]. Рерих вне этой классификации. Он видит свой долг русского интеллигента, патриота в том, чтобы поведать за границей о подлинных чарах России, и в том, чтобы «познавание чужих стран» пополняло сокровищницу Родины. Все его помыслы устремлены на процветание России.

Если Иван Бунин клокотал ненавистью к «Совдепии», благодарил Нобелевский комитет: «Впервые за время существования Нобелевской премии ее присудили – изгнаннику…»[27], то для Николая Рериха такое самосознание – изгнанника – совершенно невероятно. Невозможно представить, чтобы при официальном открытии многоэтажного «Дома Учителя» в 1929 году в Нью-Йорке, в котором разместились его картины и учреждения культуры, Рерих благодарил бы собравшихся американцев как эмигрант-изгнанник. Его полем деятельности был весь мир, но домом всегда оставалась Россия, она была в душе и за плечами…

Получившая широкое распространение версия о том, что «создание независимого государства, названного условно “Новая Страна”, – таков Великий, или Мировой, План Рерихов, задуманный для того, чтобы перекроить карту Восточной Сибири и Дальнего Востока», не находит подтверждения в письмах и статьях Н. К. Рериха. Ни о каких переделах границ, ни о каком «монголо-сибирском государстве», «Соединенных штатах Азии» речи не идет. Уже в 1921 году он пишет своему сотруднику В. А. Шибаеву о планах на будущее, основанных на возвращении в Россию, открывает намеченную дату, ставит задачи.