«Неужели мы опоздали?» Отчаяние охватило сеньора Бордезе. Он плотнее сжал пальцы на запястье больного и затаил дыхание. Ожидание не принесло желаемого результата. Ни одного, даже слабого удара Энрико так и не уловил. С состраданием он посмотрел на несчастного. Да, человек, который лежал перед ним, действительно не подавал признаков жизни. К сожалению, он не успел оказать ему помощь.

Сидя у бездыханного тела, доктор, охваченный печальными мыслями, по-прежнему крепко сжимал руку старика. Вдруг Энрико вздрогнул. Он ощутил биение пульса! Положив руку больного на пол, доктор прильнул к его груди.

Да, он не ошибся. Сеньор Бордезе отчетливо слышал удары сердца. Старик жив. Но сердце пациента работало необычно. Именно поэтому Энрико не сразу понял, что же творится с его подопечным. Сердце билось с очень большими интервалами. Никогда ранее Энрико не видел ничего подобного. Он даже не предполагал, что такое вообще возможно. Жизнь в теле больного едва теплилась. Редкое биение сердца лишь давало возможность мозгу не умереть от нехватки кислорода. На остальное у организма просто не оставалось сил.

Это предположение оказалось единственным, которое выдвинул Энрико, но он не мог считать его абсолютно правильным. Его версия расходилась с наукой, которую он очень уважал. Ясным становилось только одно: со старейшиной происходило что-то необычное.

Когда в очередной раз Энрико склонился над стариком, он осмотрел его со всей тщательностью, на которую оказался только способен. И вот что удалось ему выяснить. Несмотря на низкую, почти критическую температуру тела, мышцы больного сохраняли упругость и эластичность. Суставы нормально функционировали, хотя старик пролежал целую неделю без движения. У него отсутствовали изменения в мягких тканях, что также не находило объяснения.

Каждый этап осмотра не только не приближал Энрико к разгадке состояния старика, но все дальше уводил от нее. Заканчивая обследование, доктор Бордезе понял, что попал в затруднительное положение.

Перед ним находился больной, в состоянии которого он не мог разобраться. Он не понимал, что с тем происходит.

Доктор в замешательстве отошел от Фохаэтдина и остановился в нескольких шагах от него.

Наверное, Энрико выглядел не самым лучшим образом, потому что Салах робко поинтересовался:

– Что-то не так, уважаемый сеньор Бордезе?

– Скажу честно, случай весьма необычен. К сожалению, мне не удалось поставить диагноз. Придется хорошенько подумать, прежде чем я сделаю это.

– Вы хотите сказать, что не знаете, чем болен Фохаэтдин, и поэтому неизвестно, как его лечить? – еще тише осведомился Салах.

– Мне неприятно в этом признаваться, но именно так пока и обстоит дело. Заметьте, я сказал «пока». Мне нужно время, чтобы хорошенько все обдумать. Поверьте, этот случай уникален, и здесь есть над чем поразмышлять.

Доктор сел недалеко от Фохаэтдина и, подперев подбородок рукой, устремил взгляд на старика.

В задумчивости он провел около получаса. Не найдя нужного решения и совершенно отчаявшись, он резко поднялся и направился к выходу. Остановившись у порога, Энрико обратился к переводчику:

– Сейчас мне необходимо встретиться с Гефаром, и я прошу вашего содействия в переводе.

– Вы что-нибудь придумали? – с надеждой в голосе поинтересовался Салах.

– Нет. Именно поэтому и не имею права держать в неведении людей, которые каждую минуту лелеют надежду на выздоровление дорогого им человека, всецело при этом полагаясь на мой опыт и мастерство.

Я не вправе вводить их в заблуждение. Мне неизвестно, что произошло со стариком, и, к несчастью, я не в силах оказать ему помощь. Надо иметь мужество, чтобы признать свою несостоятельность, и сейчас я готов это сделать.