* * *
Тяжело живём мы, ибо
Не умеем спину гнуть.
Хорошо быть птицей ибис:
Можно в жопу заглянуть.
(Из наблюдений)

Качество жизни этой семьи в некотором роде определялось качеством и объёмом используемой туалетной бумаги. Ещё недавно она была трёхслойной ароматизированной, затем отказались от ароматизаторов и постепенно перешли на всё ещё элитные, но теперь уже только два слоя. Следующим был шаг, когда начали поддерживать отечественного производителя, но всё же не настолько, чтобы царапать анусы продукцией обуховской фабрики. Настоящая тоска по былым временам пришла с появлением кустарного образца, чья обёртка яснее ясного говорила об украинском происхождении, отчего человеческое достоинство подвергалось унижению даже в сортире. Всё равно было только кошке: она ждала котят, и никакая домашняя экономия не волновала её дикую природу. Ежедневно для голоса и шерстяного блеска она съедала по сырому яйцу; насытившись, засыпала и во сне беззлобно рычала, отзываясь на возню пушистых плодиков.

Просочившись в жизнь семьи четыре года назад, тонкий ручеёк бизнеса неожиданно разлился, обернувшись широкой речкой. Оба супруга, активно поддерживая друг друга, полностью отдались новому семейному увлечению. Иначе как увлечением назвать свою работу ни тот ни другой не решались: работа всегда тяготила, а здесь был сплошной праздник. Появились деньги, потянулись люди, дом наполнился достатком, а жизнь – новым содержанием. В ней не осталось места для вечного безденежья и постылого режима отбытия трудовой повинности в ожидании пенсионного возраста. Они были захвачены днём сегодняшним и как-то совсем забыли, что за летом наступают холода.

Неожиданно перессорились руководители, вследствие чего трещина прошла по их структуре. Ну почему это случилось именно с ними?! Какое-то время он не унывал: столько партнёров, столько друзей – да быть того не может, чтобы вот так ничего и не придумать! Но оказалось, что даже лучшие друзья уже давно прикрыли свои тылы: кто вкладами в банк, кто мелким бизнесом, а кто-то крупным посредничеством – и теперь, бесшумно отрывая от рулона трёхслойную ароматизированную, лишь сочувственно пожимали плечами. Он собрал всю слюну, на какую был только способен, – и плюнул. Долетело не до всех, но ему это было уже неважно.

…«Чёрт подери! Что этому нюхачу надо?! Бросил в шапку – спасибо, иди, землячок». Землячок помедлил, зачем-то зашёл со спины, вернулся на исходную – и бросил в шапку визитку. Тот, кому она была предназначена, поступил как и подобает настоящему побирушке: визитка была тут же подхвачена, «подслеповато» прочитана и безразлично спрятана в карман:

– Лучше деньгами. Или можно позвонить, как совсем подавать перестанут?

Землячок, что-то мысленно примеряя к нищему, ещё раз пристально посмотрел ему в лицо и пошёл прочь.

Вечером, приняв душ и выпив рюмочку коньячка, Кузьмич позвонил Николаенко:

– И каков мой результат?

– Кузьмич, ты же знаешь: тебе артистизма не занимать. Потерпи до клубного заседания. Не исключено, что банк сорвёшь именно ты. Кстати, чью визитку ты прикарманил?

– Какую визитку? – удивился Кузьмич.

– Ту самую, дружище, что положил в карман, находясь на работе. Тебе клубные правила известны: если ты готов поставить визитку против банка, из клуба ты выбываешь.

…Кузьмич долгое время был успешным и даже открыл свой бизнес, занявшись пассажирскими перевозками на новенькой «Газели». Когда завалилась структура, пришлось не только сменить туалетную бумагу, но и продать машину: одна «Газель» не в состоянии была противостоять мощной транспортной конкуренции. Он стал вчитываться в газетные объявления и по одному из них позвонил. Встречу ему назначили в людном месте на привокзальной площади. Кузьмич прибыл минута в минуту: ожидание исчислялось тремя выкуренными сигаретами. За всё это время никто, кроме какого-то нищего, к нему не подошёл. Да и тот как-то ненавязчиво дёрнул за рукав, простонал: «Подайте на хлебушек» – и отвалил, даже не дав возможности себя послать. Кузьмич мысленно выругался: «Раньше сам разводил, а теперь какая-то падла шуточки себе позволяет» – и готов был уже уйти, но к нему опять приблизился тот же нищий.