Газета «Город» входила в состав медиахолдинга, принадлежащего главному финансово-криминальному клану, который после гибели Валика Дрека возглавлял его преемник, Ахмет Курмаев. Выступая на своих страницах за справедливость, борьбу с коррупцией и организованной преступностью, разоблачая деятельность всяких нечистых на руку чиновников, защищая народ, «Город» содержался на бандитские, украденные у этого народа деньги. Однако всё это лицемерие не смущало главного редактора Нарышкова. От подачек своих хозяев он не отказывался, жалея при этом лишь об одном: эти подачки были мизерными. Очевидно, так низко хозяева оценивали его труд, впрочем, как и работу всей редакции. Таких денег, что предлагал Николаенко, у Нарышкова никогда не было.

– Не может быть, чтобы за статью столько заплатили.

– Вова, не за статью, а за публикацию. Вернее, чтобы она не была опубликована. – Гриня решил подкинуть Нарышкову «леща». Мол, платят не мне за то, что я написал статью, а тебе – за то, что ты издаёшь гениальную газету.

– Ну что ж, – сказал Нарышков, – если заплатят, я согласен.

– А если обманут, – продолжил Гриня, – мы её опубликуем. Статья-то – нетленка, а не сиюминутка.

Вернувшись в кабинет, Витковский набрал Николаенко.

– Здравствуйте, Геннадий Васильевич! – торжественно проговорил он.

– Здравствуйте, Григорий Зельманович, – с намёком на вчерашнее ответил ему Николаенко.

– Как ваше драгоценное?

– Бывало и лучше. Вот, выпил аспирин, думаю, скоро совсем полегчает.

– А ты, Гена, неправильно аспирин пьёшь. Я знаешь как делаю? Прихожу домой после пьянки и сразу выпиваю аспирин. Не жду, пока головка бо-бо. Наутро просыпаюсь – и как огурчик.

– Что, серьёзно? Надо в следующий раз будет попробовать.

– Попробуй. Продаю бесплатно. В общем, такое дело. Я с шефом поговорил – он согласен.

– Ну вот видишь. А ты говорил «не продаётся».

– Так он вроде и не продаётся. Это я продаюсь. Статья-то – моя собственность. Короче, когда ты теперь передашь мне, гм… документы?

– Да хоть завтра.

– Хорошо, давай завтра. Да, я ещё с Поляковой переговорю. А как с ней быть?

– Давай я и её, гм… документы тебе дам, а ты уже ей передашь. А то я больше не хочу с ней встречаться.

– Ну, лады, Гена, договорились. Завтра созвонимся. Пока!

– Пока, Гриня!

Договорившись с шефом и Николаенко, Витковский почувствовал себя большой сволочью. Но потом решил успокоиться тем, что лучше быть богатой сволочью, чем честным и бедным.

Гриня набирал телефон Поляковой уже в третий раз. Наконец на том конце провода подняли трубку.

– Алло! – ответила Евгения.

– Женечка, здравствуй, это я, Витковский.

– Здравствуй, Гришенька. Рада тебя слышать. Как дела?

– Всё нормально. Женя. У меня вопрос.

– Какой?

– Для тебя что важней? Чтобы я написал статью или чтоб тебе Фонд вернул деньги?

– Конечно, деньги.

– А как же твоё благородное желание вывести на чистую воду жуликов и предупредить народ?

– Гриша, ты меня прости, но я, вообще-то говоря, народу ничего не должна. У каждого своя голова на плечах. Мне не народ, а мои деньги ближе к телу. Другие меня мало волнуют. А ты что, можешь сделать так, что они действительно отдадут две тысячи?

– Кажется, могу.

– Гриша, я даже не знаю, что тебе сказать!

– А ничего и не надо. Мне и так всё ясно.

– Ты зайдёшь?

– Вряд ли. В общем, как вопрос решится, я тебе перезвоню.

Когда Витковский положил трубку, большой сволочью он себя уже не ощущал.

«Ха-ха, – думал Гриня, – вот они, души́ прекрасные порывы. Жуликов разоблачить. Людей предупредить. Мы за народ болеем. Кто там болеет за тот народ? Кому он, на хер, нужен? Деньгами перед носом помахать – и вся любовь к народу проходит. Впрочем, и я не лучше», – самокритично закончил свои рассуждения Гриня.