И вот четыре года (!) мать фактически издевалась над дочерью, отказываясь поставить в формальной бумаге свою закорючку. Держала на коротком поводке, выжидая, пока не выдержит, сломается и согласится на брак по расчету.

За эти четыре года Лиза формировалась как личность. Она формировалась как девушка. В ней закладывались основные черты характера, которые будут определять ее поведение в будущей, свободной жизни. Все-таки относительно свободной, потому что выбор для этой свободы действий и с наступлением ее совершеннолетия оставался невелик. Собственно, выбора и не было. Были только Бестужевские курсы. Но и туда ее сначала не приняли.

Письмо из Петербурга пришло 20 августа. Лизы не было дома. Когда она возвращалась, то встретила сестру, которая закричала ей: “Лиза, иди домой скорее, пришла бумага с курсов!” Обе были уверены, что это первая бумага, которая оттуда пришла. “Я вошла прямо в залу, в комнату мамы; толстый пакет лежал на столе. «Что это тебе прислали?» – спросила мама…”

Лиза схватила конверт и побежала в свою комнату. “Руки у меня опустились, я села в кресло… Не надо было и вскрывать конверта, чтобы убедиться в его содержимом. Машинально разорвала я его – мой диплом и другие документы упали ко мне на колени; выпала и маленькая бумажка, которой извещали меня, что я не принята на курсы «за неразрешением моей матери»”.

Опустим сцену, где Лиза рыдала и говорила сестрам, что уедет за границу, бросит их, и пусть они на нее не обижаются. Наконец, она решила последний раз просить у матери разрешение на поступление. “Я пошла к матери… Но разве когда-нибудь ее железная воля могла быть сломлена? Холодный отрицательный ответ; ироническое: «Поезжай, куда ни сунься, без согласия матери тебя не примут». Оставалось решить, когда ехать в Петербург. Решила завтра. Весь вечер пролежала у себя в комнате в каком-то полусонном состоянии и не могла ни двигаться, ни говорить…”

Вдруг она поняла, что не выдержит пытки до завтра, и стала быстро собираться в дорогу. Сестра Надя решила ехать с ней. Пытались уйти из дома незаметно, черным ходом, но на лестнице караулила горничная, специально подосланная матерью. “«Пожалуйте к мамаше», – сказала мне моя дуэнья. Я быстро и решительно вошла в залу. По дорожному костюму дочери мать сразу поняла, что происходит. В гостях у нее был чиновник из Сиротского суда, но она не постеснялась обсуждать это при постороннем. «Куда ты едешь?» – «В Петербург», – твердо отвечала я, сама удивляясь странной звучности моего голоса. «Как, и не простившись со мной?» – продолжала мама тем же удивленным тоном. Я отлично видела притворство и ничего не отвечала. «Зачем ты едешь?» – продолжала мама, нарочно разговаривая при постороннем о семейном деле. «Мне пора», – сказала я и повернулась, чтобы выйти. «Как ты можешь… без спросу?» – слышала я вслед”.

Опустим приезд в Петербург, в котором Лиза оказалась впервые, но ничего вокруг себя не замечала. Кроме Исаакиевского собора, куда поехала в первую очередь, чтобы помолиться перед тем, как решится ее судьба. “Я быстро вошла в собор, упала на колени в темном углу и пробормотала горячую, бессвязную молитву; потом бросилась на первую попавшуюся конку”.

В здании № 3 на 10-й линии Васильевского острова, где находились Бестужевские курсы, ее встретили два ливрейных швейцара. Директора не было на работе, и ее отправили к секретарю.

Молодой человек сидел у письменного стола и писал. Он весело и любезно осведомился, кто я такая, и, узнав, как меня зовут, воскликнул: “А, это вы! знаете ли, у нас из-за вас возникло целое дело!” Я с недоумением посмотрела на него. “Дело в том, что вы были приняты…” – “Позвольте, как же это? – прервала я его. – 20 числа я получила бумагу с отказом”. – “Вот именно. А между тем вы были приняты, и вам была послана повестка 9 августа. Но мы получили письмо от вашей матери: она перехватила эту повестку и написала нам, чтобы директор не принимал вас, потому что она, вследствие разных домашних обстоятельств, запрещает вам поступать на курсы. Тогда мы выслали вам бумаги обратно, с отказом”. Я слушала его молча.