В такси мы ехали молча. Но стоило нам войти в квартиру, Антон обессиленно рухнул на диван.

– Никакого оправдания себе найти не могу. Прости меня, пожалуйста.

Я села рядом.

– Расскажешь?

Подсознательно я ожидала чего-то подобного. «Макеевы» возникли, когда я стала копаться в прошлом Антона.

– Расскажу. Это надо было сделать четыре месяца назад.

– Дай только вымоюсь…

Я побросала одежду прямо на пол и долго стояла под струями душа. Потом прошлась по комнатам, возвращая себе ощущение дома, ощущение безопасности.

Мой старенький призрак – пальто с чужого плеча. Мягкая шероховатость ткани под пальцами. Любимая чашка, подаренная бабушкой, – прохлада фарфора. Мои шторы, мои книги, даже пыль на полках – все возвращало меня к себе прежней. Живущей без страхов, без подозрений. Без лжи.

– Я тебе врал, – сказал Антон. – Насчет родителей и насчет моего прошлого. Прости меня.

– А я тебе соврала насчет семинаров от издательства. – Я села в кресло и потерла лоб. – Все, хватит извиняться. Теперь объясни, пожалуйста, с чем мы имеем дело.

Антон вытащил из кармана моего пальто сигареты и зажигалку. Приоткрыл окно.

– У меня в юности был дружбан по прозвищу Кондрат. С восьмого класса терлись вместе. Я-то человек простой: мама – уборщица, папа – алкаш… А у Кондрата папаша занимал хорошую должность в администрации. Деньги у них водились. Я после школы поступил в НГУ – это университет наш новосибирский. На факультет информационных технологий. А Кондрата папаня взял под крыло. Типа, он и так умный, куда ему еще учиться.

Я постаралась не выдать своего изумления. Факультет информационных технологий?

Антон продолжал рассказывать:

– Тяжело было первые два года, но интересно. Прямо другая жизнь мне открылась… Ладно, это так, лирика. В общем, когда я был на третьем курсе, мать слегла. Я поговорил с врачами, почитал в интернете про ее диагноз, понял: нужны деньги. Не через пять или шесть лет, а прямо сейчас. Иначе никакой матери не будет. А я ей должен по гроб жизни… Она пахала, чтобы оплачивать мне репетиторов. Школа в Искитиме была ничего, но поступить после нее в универ – анриал. Короче, мать меня тащила на горбу, пока батя блевал на лестничных площадках. Мама же за ним потом и подтирала. – Он с шумом выдохнул. – У меня от отчаяния в голове как будто моторчик заработал. Я пришел к Кондрату, говорю: так и так, есть проект бизнеса. Выйдем на самоокупаемость через три месяца, по моим прикидкам. Однако нужны первоначальные вложения. У меня – ни копейки. По друзьям могу насобирать кой-чего, но это всё равно ни о чем. Кондрат сначала врубил скептика на полную, но послушал меня и прямо заинтересовался. Даже отца позвал.

– А что ты придумал?

– Студенческие прачечные. У нас в общаге вечно была проблема – где постирать шмот. А студенческие городки – они же большие! Ну, ты представляешь. Найти помещение – элементарно! Я обнаружил, пока шлялся вокруг, минимум три подходящих. Просторные подвальные комнаты, вода подведена, электричество есть… Даже при минимальной ставке за стирку все вложения должны были отбиться за три месяца. А потом прачечные начали бы приносить прибыль.

У Антона загорелись глаза. Я смотрела на него – и видела юношу, вчерашнего мальчишку, который метался по городу в поисках решения. Не удивительно, что ему удалось заразить своим энтузиазмом и школьного приятеля, и его отца.

– Мне удалось их убедить. Папаша Кондрата договорился с ректором – на это я даже не рассчитывал. Все завертелось очень быстро. Уже через год у нас были четыре прачечные, и мы собрались открыть пятую. Назвали сеть «Постирочная». На заработанное отправить мать лечиться в Германию я не мог, сама понимаешь. Мы были мелкие бизнесмены, карманные… – Он грустно улыбнулся. – Но появились деньги на оплату сиделок в больнице. Чтобы протерли маму, перевернули, вовремя дали попить… У нас ведь прежде и этого не было. Мы жили в съемной халупе, потому что квартиру папаша пропил. Через полтора года после того, как открылась первая прачечная, мама умерла.