Все добродушно рассмеялись.

Мне подливали вина в течение всего ужина, и я понимала, что изрядно опьянела. Но куда сильнее на меня подействовала обстановка этого вечера. Детские голоса, улыбки Ларисы Семеновны… Во всем, что творилось вокруг, была откровенная, грубоватая радость – от того, что все собрались вместе, что можно выпить, не думая о завтрашнем утре, и малыши играют под ногами, и сестры подтрунивают над мужьями… Господи, как все-таки здорово быть частью большой семьи! Я, кажется, даже прослезилась от умиления.

В сумке зазвонил телефон. Антон! Здесь половина двенадцатого, значит, в Москве половина восьмого, а я до сих пор ничего ему не написала…

– Антон, привет! – Я вышла из комнаты.

– Привет! Все в порядке? Я только вернулся с работы, представляешь?

Ноги сами вынесли меня из дома на крытый двор. В соседнем закутке копошились куры. Пахло сеном и пылью. Ветер доносил с улицы запах скошенной травы, подсохшей на жаре.

Я вдруг поняла, что больше не могу врать.

– Антон, послушай! – Я перебила его на полуслове. – Мне нужно тебе признаться. Прости меня, пожалуйста! Я приехала к твоим родителям…

Я выпалила это все на одном дыхании.

– К кому ты приехала? – странным голосом переспросил Антон.

Я глубоко вдохнула:

– К твоим маме и папе. Я сейчас в Искитиме. Вся твоя семья здесь. Празднуют день рождения Лизы, твоей племянницы. Антон, прости меня, пожалуйста! Они совершенно чудесные, а твой папа сказал, что зря тебя обидел, он будет звонить и просить у тебя прощения, а мама…

– Полина, замолчи.

Сказано это было так, что я осеклась. Тихо, яростно, и голос был совершенно не Антонов.

– Слушай меня внимательно… – Он заговорил быстрее. – Рядом с тобой кто-то есть? В одном помещении?

– Н-нет… Я одна… Вышла из дома, когда увидела твой звонок…

– Полина, быстро уходи оттуда. Сейчас же!

– Я не понимаю, почему…

– Потому что мои родители погибли десять лет назад, – отчеканил Антон. – Они похоронены на Клещихинском кладбище. У меня нет других родственников, кроме них. Я не знаю, что это за люди, к которым ты попала. Ты меня слышишь?

Я молчала, оцепенев.

Что он говорит?

Папа с мамой? Кладбище?

На меня напал ступор. Я не могла совместить этот вечер и то, что твердил мне Антон.

– Полина, хорошая моя… – Я слышала по его голосу, что он до смерти перепуган. – Не возвращайся в дом. Ни с кем не разговаривай. Прямо сейчас, немедленно – БЕГИ.

Глава третья

Я поверила ему сразу и безоговорочно. Сумка, к счастью, была при мне. Я не хотела оставлять ее в комнате, куда мог зайти Григорий, и взяла с собой.

Но мои кроссовки – в прихожей. Отец Антона выдал мне пушистые белые тапочки.

Отец Антона? Господи, да в нем было не больше сходства с моим мужем, чем в любом прохожем! Я вообразила это сходство. Дорисовала картинку.

И малышка! Девочка, которая не знала никакого дяди Антона! Как и тот подросток…

И странные взгляды, которые бросал на меня Григорий!

Все недомолвки сложились в общую картину, и стало ясно: меня сюда заманивали. Заболтали, отвлекли фальшивым дружелюбием…

С меня разом слетел хмель.

Если я вернусь и попрошу Ларису Семеновну показать школьные фотографии Антона, она найдет убедительный повод отказать. Сгорел альбом, или остался в другом доме, или погрызла собака… Сойдет любая чушь! Я выгляжу в их глазах такой дурой, что они не будут особенно утруждаться.

Но зачем этот спектакль?

Телефон снова пискнул. Высветилось сообщение от Антона: «Звоню в полицию. Напиши адрес».

«Не надо. Я сматываюсь».

Я отключила звук, чтобы писк телефона не выдал меня. Сбросила тапочки и босиком прокралась из двора на улицу.

На улице горели фонари, вдалеке брехали собаки. Из распахнутых окон звучали пьяные голоса, перебивавшие друг друга. Недавнее умиление казалось глупым и жалким. Как я могла подпасть под очарование этой компании? Вспомнилось про «запузырить пацанов». Меня передернуло от омерзения.