Поскольку ему нельзя было гулять, играть, а разрешалось только лежать с компрессом, Виталий стал читать. Или просто разглядывал картинки. Слушал, о чем спорят мама с бабушкой на кухне – они ругались почти все время. Точнее, начинали разговаривать спокойно, но все заканчивалось криком. Бабушка обвиняла маму в том, что та неправильно воспитывает Виталика, «опять его запустила», «не уследила». Мама в ответ кричала, что бабушка может забрать внука себе, раз она такая умная и все понимает в воспитании. Виталик радовался, потому что с бабушкой ему нравилось больше, чем с мамой, и бабушка пекла вкусные пирожки с вишней, а мама не пекла.

– Чтобы ты хахаля очередного завела? – хмыкала бабушка, продолжая ссору. – Ты же его для себя родила, вот и воспитывай сама.

Как-то, когда Виталик еще ходил в детский сад, он спросил у бабушки, откуда он появился, решив узнать, что такое «родила для себя».

– Твоя мать в подоле тебя принесла, – ответила бабушка.

Виталик кивнул, но про подол ничего не понял. Он решил, что мама его где-то нашла, взяла, положила в подол платья и принесла домой.

В школе его догадка подтвердилась. Виталик решил, что он маме не родной сын. Учительница его невзлюбила – мама Виталика не приходила на родительские собрания, не участвовала в сборе макулатуры, не мыла окна в классе и не откликалась на гневные замечания учительницы в дневнике: «Плохо себя вел на уроке. Хочет показаться сильно умным». «Сорвал урок вопросами».

– Ты что, детдомовский? – вопрошала учительница, когда ни мама Виталика, ни его бабушка не явились на традиционную весеннюю генеральную уборку класса, осуществлявшуюся силами родителей.

Но Виталик не обиделся. Наоборот, все наконец встало на свои места. Он понял, что его оставили в детском доме, откуда его забрала мама. И мама вовсе не его, а просто посторонняя женщина. Тем более что одноклассники успели просветить на тему, откуда берутся дети. Во всех вариантах – «папа спал с мамой, потом у нее вырос живот, и меня вырезали оттуда», или «я был у мамы в животе, а потом вылез через то отверстие, которое бывает только у девочек», или «папа поцеловал маму, потом она уехала в больницу, долго мучилась, кричала, а потом я родился».

Ни в одной из версий не фигурировал пресловутый «подол», в котором приносят детей. Папы же, который фигурировал во всех рассказах знатоков, у Виталика не было. Он предпринял последнюю отчаянную попытку уточнить свое происхождение и спросил у бабушки, лежала ли мама когда-нибудь в больнице.

– Да ей хоть поросят об лоб бей, – ответила бабушка.

Виталик про поросят не понял, но ответ получил – значит, мама в больнице не была и его там не рожала, крича и страдая.

Возможно, Виталик бы еще помучился сомнениями, если бы мать сама не подтвердила его догадку. Они играли на перемене в сифу – бросались мокрой тряпкой с доски. Виталик кинул тряпку в тот момент, когда в класс вошла учительница, и сифа прилетела ей прямо в грудь, оставив пятно на белой блузке. Мальчишки загоготали, чем еще больше разозлили учительницу. Та и без того Виталика недолюбливала и придиралась по каждому поводу. А тут появился реальный повод его наказать.

– К директору. Сегодня же, – процедила она сквозь зубы. – И, пока мать за тобой не придет, из школы не выйдешь.

Что уж там учительница наговорила директору, но матери на работу звонила секретарь директора и строго велела явиться. Виталик понуро сидел на стуле в приемной. Хотелось в туалет, живот мучительно крутило, но под строгим взглядом секретаря он не решался даже на миллиметр подвинуться на стуле.