Последним приходит Леон, моя гордость. Тяжелой булавой ему сломали руку, хорошо – успел подставить щит под удар. Щит, конечно, вдребезги, да и черт с ним, вот руку жалко. Кости предплечья срослись неправильно, и молодой красивый парень стал калекой. Какой из него теперь лучник, какой боец, да за такого ни одна девка не пойдет. И взыграла во мне профессиональная гордость. Да я же здесь – Гиппократ, и даже Гален в одном флаконе. Короче, уговорил я парня, дал опия, поднес чарку заветного бренди и не успел тот сказать «мама», как я вновь поломал ему кости.

Вот тут он мне все и высказал и продолжал бурчать еще полтора месяца, пока я не снял лубки.

– А ну, пошевели пальчиками, – с притворной строгостью говорю я, любуясь качественно сделанной работой.

Леон теперь повсюду ходит в жилетке, обе руки – на виду, причем правая ничем не отличается от левой, такая же загорелая и волосатая, разве что шрамов побольше, но ведь шрамы – украшение мужчины, нес па?

– Слушай внимательно, Робер, – Леон тревожно озирается, – времени мало. На тебя объявлена охота. Сегодня не ходи к Жанетт, иначе тебя схватит папаша Жуйе с приятелями. У них уже все наготове, и даже отца Антуана предупредили. Вас сразу отведут к падре, чтобы благословил, а на завтра назначено венчание.

А я-то наивно думал, что мои интимные встречи с красоткой – тайна.

– Что же делать? – растерянно вопрошаю я.

– Не знаю, – скороговоркой бормочет Леон, – но учти, добрый десяток свидетелей видел, как ты раз за разом исчезаешь с ней в том лесочке. Все готовы поклясться перед святым отцом на Библии!

– Но мы только собирали лекарственные травы, – мямлю я в замешательстве, невольно поправляюсь: – То есть мы не просто так, а попутно еще и ромашку рвали, корень одуванчика, кору дуба…

– Ты даже меня не убедил, – кривится Леон. – Учти, ни одной твоей отговорке не поверят, за тебя уже все решили. Да и Шарлю так удобнее.

– А при чем здесь Безнар? – удивляюсь я.

Леон сочувственно качает косматой головой:

– Вот ведь простота, а еще грамотный! Жанетт раньше была подружкой Шарля, а потом ему поднадоела. Выдаст ее за тебя замуж, даст небольшое приданое, та и перестанет закатывать ему скандалы. Ну, мне пора.

Бросив по сторонам тревожный взгляд, Леон исчезает неслышной тенью. Легкий ветерок уносит в сторону крепкий запах пота, я опускаюсь было на скамейку, тут же встаю и начинаю прохаживаться взад-вперед. Вот тебе бабушка и Юрьев день! Вот что подсознательно тревожило меня с самого утра: все эти необычные косые взгляды, подмигивания в мою сторону, ухмылки одной половиной рта, взгляды в спину. Они все знали! Все знали, и хоть бы одна собака предупредила. Я так и не стал для них своим, вот в чем дело.

Я лечу их, порой спасаю от смерти, но для них я – чужой. Вот оженить меня на Жанетт – другое дело, для этого я сгожусь. А отец Антуан, змея подколодная, ведь видел меня сегодня, мог хотя бы намекнуть. Я-то думал, что нравлюсь ему.

Жанетт – смазливая вертлявая девица, дочка местного кузнеца дядюшки Жуйе. Он выше меня на голову и шире раза в два, а по характеру – кремень. Такой если что в голову вобьет, нипочем не передумает. В кузне я и познакомился с Жанетт, пока заказывал ее папаше пару инструментов. Она вполне привлекательная девушка, с такой хорошо проводить время, но жениться – боже упаси. Для женитьбы требуется нечто большее, чем физическое влечение, имя этому чему-то – любовь.

Этот день начался необычно, необычно и завершился. Известие о предстоящей женитьбе стало неким толчком, я вдруг осознал, что все происходящее вокруг – вовсе не шутка. Мы с этими людьми разные, как кошки и собаки, может быть. Они плоть от плоти мира быстрого насилия и жестоких убийств, я же из мира мягкого, с теплым беззащитным брюшком. Если у нас человеку не нравится кто-то, он в лучшем случае даст в ухо, здесь же – убьет.