После встречи в особняке Иосиф Джугашвили вернулся в семинарию и продолжал учёбу – иных указаний ему дано не было.

   Но в мае 1899 года на выпускном курсе Тифлисской семинарии, когда он готовился к последнему экзамену, ему явился святой старец и призвал к себе. Начальство отпустило на время, но Иосиф в семинарию не вернулся. Тем старцем был архимандрит Иерон, настоятель Ново-Афонского монастыря.

   В кратком благословлении он сказал Иосифу:

– Грядет царство зверя на Россию. Слуги антихристовы будут уничтожать Русский народ. А ты будешь уничтожать их. Иди!..

   Игумен Иерон благословил Иосифа Иконой Избавительницей – главной святыней монастыря.

   А однажды тёмной июльской ночью 1913 года Иосиф явился в Ново-Иерусалимский монастырь, что в подмосковном Воскресенске. Это – Русская Палестина, это столица исихазма. В монастыре во всех его обителях повторяются христианские святыни и сооружения Святой Земли.

   Гостя ждали. Бесшумно отворились створки Святых Красных ворот Надвратного храма, и экипаж остановился у входа в подземную церковь Константина и Елены. Встретил духовный отец Иосифа, заменивший в деле его окормления ушедших в мир иной отца Иерона и святого праведного Иоанна Кронштадтского.

   Молились всю ночь. После чего Сталин клятвенно обещал чернецам, что сам навсегда останется Православным и будет помнить о Боге, что какие бы бури не пронеслись над страной, уничтожит врагов и вернёт все права Православной Церкви и Веру Православную народу Русскому вернёт.

   Те физические, душевные, нравственные, моральные нагрузки, которые непрерывно сопутствовали деятельности Сталина мог выдержать только человек, духовность которого была невероятно высока, человек, который относился к своему высочайшему посту в государстве не как к месту кормления, а как к Послушанию…

   Недаром Александр Вертинский писал с восхищением, недаром пел песню, в которой были такие слова:

   Чуть седой, как серебряный тополь,

   Он стоит, принимая парад.

   Сколько стоил ему Севастополь!

   Сколько стоил ему Сталинград!

   И в слепые морозные ночи,

   Когда фронт заметала пурга,

   Эти ясные, яркие очи

   До конца разглядели врага.

   В эти черные, тяжкие годы

   Вся надежда была на него.

   Из какой сверхмогучей породы

   Создавала природа его?

   (…)

   Недаром он восклицал в последующих куплетах…

   И в боях за Отчизну суровых

   Шли бесстрашно на смерть за него,

   За его справедливое слово,

   За великую правду его.

   Как высоко вознёс он державу,

   Вождь советских народов-друзей,

   И какую всемирную славу

   Создал он для Отчизны своей!

   … Тот же взгляд. Те же речи простые.

   Так же скупы и мудры слова …

   Над военною картой России

   Поседела его голова.

   А поэт Феликс Чуев, тот самый Феликс Чуев, который выпустил уникальную книгу «Сто сорок бесед с Молотовым», посвящённую именно Сталину и его времени, написал стихи, ставшие песней:

   Уже послы живут в тылу глубоком,

   Уже в Москве наркомов не видать,

   И панцерные армии фон Бока

   На Химки продолжают наступать.

   Решают в штабе Западного фронта –

   Поставить штаб восточнее Москвы,

   И солнце раной русского народа

   Горит среди осенней синевы …

   Уже в Москве ответственные лица

   Не понимают только одного:

   Когда же Сам уедет из столицы –

   Но как спросить об этом Самого?

   Да, как спросить? Вопрос предельно важен,

   Такой, что не отложишь на потом:

– Когда отправить полк охраны Вашей

   На Куйбышев? Состав уже готов.

   Дрожали стёкла в грохоте воздушном,

   Сверкало в Александровском саду …

   Сказал спокойно: – Если будет нужно,

   Я этот полк в атаку поведу.