свободно, трепетно, без гриппа.
Как громко ты молчишь…
Не вереницей тянутся года —
летят путём бежавшей птицы
от снега мокрого в края,
где кажутся светлее им темницы.
Как тихо ты кричишь…
Не высохнут любые небеса,
которые залиты слёзно
из ям на них смотрящих два ядра
уже не ярких глаз позорно.
Как ты фальшиво спишь…
А я так мило, беспредельно
топчу следы других прохожих,
ломаю мысли неумело
неосторожностью негожей.
Как глупо мною ты любим…
А комнаты играют в жмурки…
Я как накидка, сброшенная с плеч —
Твоя в шкафу заброшенная вещь,
Но только я обновка и без пятен,
Непостижимая для встреч…
Уже присыпал камни снег,
А ты всё делаешь пробег,
Собой тараня кончики ветвей,
Не находя в пути ночлег:
Не манят при камине свечи
И коврик мягкий у него,
Где мы могли бы бросить тени,
Что опьянело бы вино…
А комнаты играют в жмурки,
Углы поют в ней волчьи песни,
Остались на полу окурки,
От них следы пустых наречий…
«Глотки кофейного напитка…»
Глотки кофейного напитка
Немного согревают тело,
С лица, как скользкая улитка,
Сползает то, что наболело.
Порядок мыслей хаотичен,
В глазах растаял вечер беглый,
Под алебастровой накидкой
Давно укрылся след несмелый.
И гаснет свет торшеров старых,
Причинно исчезают звуки,
И только в трубах пляшут ветры,
Играя в игры – перестуки.
И возвращается с темницы
Печаль безногая к душе —
Так без небес тоскуют птицы.
Я без тебя, как ночь во тьме…
«Ты тень камней бульварных серых…»
Ты тень камней бульварных серых,
следов, размытых от дождей,
и на другом периметре планеты,
где нет цветущих сакуры ветвей.
Исполосована была лазурью
насквозь я светом твоих глаз.
Не знал, что болью затоскую,
смотрясь в кривые зеркала.
А ты испуганный и вольный,
под небом плачущим всегда,
теперь блуждаешь одиноко
и топчешь город, не спеша.
А я в кварталах пустотелых
пою твоим лазурным светом,
а ты, как дым бульваров серых —
он никогда не бросит тень…
С тобой танцуют все мои мечты…
Разбились грёзы
правдой и неправдой
рычащим зверем,
раненным в охоте
сквозной любви.
Затронутые струны
не звучали…
Укрылись слёзы
в осени с ветрами
в обычной луже
в рытвинах асфальта
водой ненужной.
Целованные губы
замолчали…
Почернели стены
с обоями в пыли
в холодной комнате
в уютных креслах
и в чехлах потёртых.
Любимые страницы
разорвались…
Безумные восходы
в мыслях зрелых
в крови не гордой,
танцуют правилами —
па свободны.
С тобой танцуют
все мои мечты…
Разбросаны письма…
Прищуренный кот, подоконник прижавший,
собой заслонил вид свободы дождливой,
за стенкой звучит пианист-итальянец,
своей мелодичностью, кровь усыпивший.
Разбросаны письма небрежно на тумбе —
бесцветные марки с желтеющим прошлым-
с корявым смешным одинаковым почерком,
кавычек, спешащих в ботинках намокших…
И ты весь, транжира – заядлый, залётный,
летел вслед тем письмам любым самолётом,
на встречу со мной в опустевшие парки
фигурных скамеек, с листвою опавшей…
Теперь только письма с желтеющим прошлым,
Прищуренный кот в плаксивую осень…
Желтеешь в объятиях мгновения…
Врываешься иногда
ты в мысли мои
аккордами безудержными…
Наверное, так боги
ходы придумали
в играх, считая их
могучими…
Дни падают грузом
лавиной туманов,
невидимой с неба тучи…
И кровь со всем вкусом
потоком смакует
гремучую смесь
чувственности…
В груди, как при гриппе,
сплошной хрипотой
бурлит наваждение…
И ты, как отрывок,
оборванный из жизни,
желтеешь в объятиях
мгновения…
Что искала, то нашла…
Что искала, то нашла… Время до разлуки,
Я гляделась в зеркала глаз твоих, от скуки…
И читала по устам все твои желания,
Как по древним письменам, изрекая знания.
Потерялась я в твоих мыслях неуёмных,
Захотелось стать твоей единицей скромной.
В многочисленности слов не искала главных,
Умирала я с тобой и рождалась заново…