Пока в Вячеславе Владимировиче боролись чувство справедливости и интерес развязки событий, учёный заметил, что ни он один с интересом бездвижно

наблюдает за бесплатным представлением. Все взгляды комнаты, в том числе и проснувшегося Петра Семёновича, ближе всех расположенного к эпицентру, как и ЛевГен, но тот беспробудно спал.

Все реплики, сказанные с утра, были перенесены в неизменённом виде или перефразированы, и ядовито-надрывисто шептались Клавдием или смешно

пищались Колей, забавляли «небуйную». Остановить поединок смог Интерн, открытие двери которым разогнало мужчин, и, застав блаженную картину бесшумного спокойствия «Небуйной», улыбнувшись, он вышел. Поединок отложили на более позднее время ради удобства беспрепятственного устранения разногласий.

Оставшееся до полдника время все решили провести в кроватях, кроме Вячеслава Владимировича, тело которого устало обдуманно находится в вертикальном положении, вставшего с кровати в направлении балкона, но прерванного смотревшим в окно Клавдием, заметившим намерение учёного открыть окно – дверь.

– Вячеслав, забыли мы сказать тебе…

Чего ты ждёшь же, подойди! – лёжа на животе, прошептал король.

Подошедшему к кровати Клавдия Вячеславу Владимировичу, под тяжестью нависшей над его шеей рукой короля, оставалось только наклонится и услышать хрип мужчины:

– Напомним мы, что о веранде,

Положено узнать не всем.

И впредь не открывай ни по команде.

– Вы всерьёз верите, что никто из них, живущих здесь несколько лет, не знает о существовании балкона.

– Никто. И ты до лучшего забудь.

– Да, мой король. – как мальчишка после разговора с отцом о снова полученной наихудшей оценки, повесив голову, отозвался Вячеслав Владимирович и, высвободив голову, отходя от кровати, услышал скрип пружин, после чего громкий голос Клавдия возвестил:

– Настало время, господа, для послеобеденной трапезы.

«Небуйная» зашевелилась, заскрипела пружинами, зашуршала одеялами, и через две минуты быстро выстроившаяся процессия двинулась на третий этаж.

Наслаждаясь отвратительными бутербродами с кабачковой икрой, рядом с Вячеславом Владимировичем сел Интерн, полдничавший за соседним столом, когда госпитализированные вошли в столовую.

– Мне казалось, что за этим столом можем сидеть только мы. – обращая свои догадки о не проявленном интересе остальных госпитализированных к столу «небуйных», поинтересовался учёный.

– Тебе так казалось. Хочешь меня выгнать? – продолжая есть и не готовясь быть выгнанным, бросил мужчина.

– Нет.

– Ну тогда и проблема исчерпана. – победно заблистав зубами, облепленными оранжевыми кусками, вгрызаясь ими в хлеб, бросил Интерн.

– Знаете, я не очень люблю икру…

– Давай, давай, – сгребая хлеб с тарелки Вячеслава Владимировича в свою, пробурчал Интерн, пережёвывая откушенный кусок. – Еде пропадать нельзя.

«Положить эту гадость в рот, и уже тошнит, а он добавки просит. И как они это едят?» – подумал Вячеслав Владимирович, повернувшись в начало стола, где

сокомнатники с таким же энтузиазмом, точно копируя выражение наслаждении с физиономии Интерна, и без малейшего отклика отвращения мышц лица,

поглощали продукт.

– Не забывай, тебе ещё на ОБЖ идти. – выпрямившись, удовлетворённо созерцания приумножение вещества в своей тарелке, напомнил Интерн. – Так что подожди меня.

– ОБЖ? – спросил, студент подслушивавший их разговор. – И у меня сейчас это занятие.

– Ты доел? – обратился к вступившему в разговор работник госпиталя.

– Заканчиваю.

– Вот и славно, тогда вдвоём и идите. И чтобы привёл мне его в палату без травм и со всеми конечностями… синяки и царапины разрешены.