– Твои предположения.

– Оно у меня одно и истинно верное. Но вам – непосвящённым в биологические термины, я не скажу. А то кто ж знает, что вы там пошлого по надумаете про наших лучших врачей.

– А после твоих слов, мне об этом думать не захочется. – иронично заметил Вячеслав Владимирович. – Тогда и я свой ответ тебе не скажу.

– Омерзительнее этого действа в мире не существует. – небрежно высказался интерн, угадав о чём подумал учёный, и повёл мужчину в комнату.

Путь на каждую из процедур лежал через аппетитную преграду ароматов столовой.

– Выучил он расписание! Как же. – неожиданно воскликну интерн, проходя мимо начавшей работу над предстоящим ужином кухни.

– Что случилось?

– Распорядок дня наизусть, вдоль и поперёк знать должен. Мы пропустили полдник! – отчаянно, как будто потеряв единственную радость в жизни, с горечью воскликнул интерн.

– И что? Скоро ужин.

– А то, что сегодня должны были давать печеньки с маслом и клубничный коктейль.

Ускоренным, но всё ещё остававшимся твёрдым шагом, работник госпиталя нацелено шёл к пункту выдачи.

– Печенье и коктейль? Я не знал, что мы сейчас в детском лагере. – не поспевая за ним, передвигаясь порывистыми перебежками, заворачивая за стол, подстрекал Вячеслав Владимирович.

– До комнаты дойдёшь сам. – строго ответил на его язвительность интерн.

– У меня тоже есть право на эту еду.

Догнав остановившегося у окошка интерна, Вячеслав Владимирович встал за его прямой спиной. После ухищирительно – неправдивых уговоров, женщина выдала остатки полдника, и, завладев двойной порцией, интерн, отблагодарив работницу ангельской улыбкой, радостно приударяя каблуками о пол, прискакал к столу. За ним подоспел Вячеслав Владимирович, заинтригованный востребованностью блюда, с двумя бутербродами-печеньями, один из которых раскрошился, а стакан был заполнен коктейлем чуть больше, чем на половину. Сотрудник госпиталя, наслаждавшийся каждой крошкой запечённого песочного теста, размякшего в клубничном молоке, рассматривал пищу, через секунду оказывавшуюся в его пищеводе, прожёванную с закрытыми от наслаждения глазами, что для Вячеслава Владимировича бы чуждо – он никогда не признавал культ еды и не превозносил её.

Получив порцию углеводов для скручивания извилин головного мозга, как выразился интерн, он отвёл учёного в его комнату, из которой физик вышел через полчаса для возвращения в столовую к употреблению ужина. Свободное время перед вечерним обходом Вячеслав Владимирович снова потратил на доклад Клавдию о первом дне процедур, после чего был совершён обход с последующей раздачей каждому госпитализированному индивидуально назначенных препаратов, в том числе и ново-полдня назад прибывшему, во время которого интерн последний раз в этот день появился в «Небуйной». Изучено было состояние и Вячеслава Владимировича, не упомянувшего о головокружительном припадке и некомфортном состоянии, пришедшем поле завтрака и оставшимся с ним весь день. По завершении обхода в комнате выключили свет, что предвещало отход ко сну.

Заснуть Вячеславу Владимировичу не удавалось. К причинам, созданным окружающей обстановкой, к которой в большей степени относился храп половины сокомнатников, соотносилось и душевно-физические состояние мужчины, нестабильность которого гарантировалась распорядком обычного дня учёного – изобретателя, спавшего столько часов, сколько сможет забрать у его разума измученное тело, и ложившегося спать, когда приглушенный свет настольной лампы не начнёт смыкать веки. А сегодня ещё и ресурсы его организма: некоторые использованные не до конца, а также глубокий дневной сон— продолжали поддерживать работоспособность сознания Вячеслава Владимировича.