Вселенная, бесконечная Вселенная глядела на него всеми своими глазами – звездами и давила. Давила сознанием Океана, на него – маленькую заблудившуюся каплю…

Эти мысли невозможно было отогнать, мысли о собственной малости, собственной ничтожности…

Неожиданно резкий сигнал вырвал лейтенанта из плена своих мыслей. Отрываться не хотелось, но его вызывали. Вязин нечеловеческим усилием воли соскрёб себя-каплю со стекла иллюминатора и переключился на приём.

– Ты ведь любишь музыку, Женя? – раздался в голове голос Филби.

– Музыку?! – Евгений и так очень плохо понимал, кто он и зачем, а тут… О какой музыке он говорит? О музыке, которая поможет выразить суть внутреннего «Я». Вязин потряс головой. Невозможно, чтобы Филби подслушивал его мысли. Однако, хорошо зная приколы друга, Евгений не спешил с ответом, силясь понять если не смысл сказанного, то хотя бы настроение Филби, серьёзен он или нет. В конце концов, Вязин решил, что вроде бы серьёзен. На всякий случай, дабы не угодить в какую-нибудь каверзную ловушку, лейтенант мысленно покрутил фразу «Люблю ли я музыку?», «Музыку люблю ли я?», «Я ли люблю музыку», но так и не найдя подвоха, медленно и осторожно ответил:

– Ну, допустим?

– Тогда заходи!

Вязин опешил от такого неожиданного и короткого предложения:

– А что, надо именно сейчас слушать музыку?!

– Ты давай, заходи без разговоров, не пожалеешь, гарантирую!

– Я… А может, э-э-э… завтра? Я что-то устал…

– Лейтенант Вязин, это приказ!

Тут только лейтенант понял, что капитан не шутит, ибо Филби перешёл на официальный тон, что случалось только в действительно важных ситуациях. Бросив короткое «Есть!», Вязин нехотя поплёлся к капитанской каюте.

Он застал капитана с терминалом в руках. Тот что-то оживленно листал в базе данных. Филби размахивал руками, быстро задавал Кораблю вопросы. Корабль, вернее, его виртуатор – искусственный разум, отвечал не менее оживлённо, показывая многочисленные слайды. Это была великолепная картина глубокого взаимодействия между человеком и машиной. Голографическая проекция развернулась в воздухе в добрых два десятка слайдов. И без того тесная каюта от такого размаха трещала по швам.

– Господин капитан, по Вашему приказанию прибыл! – отрапортовал Вязин. Умение переключаться с дружеского на деловой лад было неотъемлемой частью культуры, которая сформировалась в результате долговременной жизни на космических кораблях. В неизменном окружении одних и тех же людей человеку приходилось рождаться, жить, учиться, работать, отдыхать, рожать, воспитывать детей, воевать и, в конечном счете, даже умирать. Если бы не тонкий психологический механизм переключения из одной роли в другую, человечество не смогло бы использовать дальние перелёты, не сумело бы освоить космос. Филби и Вязин освоили этот приём в совершенстве: они могли часами подшучивать друг над другом на грани фола, но когда необходимо было браться за дело, всё личное отбрасывалось, уступая место долгу, службе и отношениям командир-солдат.

В ответ на рапорт Вязина Филби даже не повернулся, Не отрывая головы от слайдов и записей, он указал рукой в сторону найденного аппарата.

– Так ты любишь музыку, Женя? – примирительно повторил свой вопрос Филби, обращением по имени опять переводя их взаимодействие в плоскость дружбы.

– Музыку? Конечно, Тодд, люблю! Музыка в космосе, – это наше «всё»! А я смотрю, вы тут не скучаете вдвоем? – Вязин восхищённо обвёл взглядом виртуальное рабочее пространство, его апатия постепенно рассеивалась.

Вместо ответа Тодд Филби махнул рукой, отдавая приказ Кораблю. Зазвучала не дурная музыка, видимо очень старинная: в записи не было ни тактильных, ни вкусовых ощущений, не содержалось и зрительных образов. Немного в стороне от корабля–находки на полу Евгений заметил что-то блестящее. Присмотревшись, он увидел какой-то диск, похоже, из золота, и понял, что эту штуку достали из «зонда».