На елку приглашалась вся бедная деревенская детвора с матерями. Матерей интересовала не столько елка, сколько стол с рождественскими подарками: бумажными и шерстяными материями, платьицами и штанишками. На них-то заглядывались матери, а с ними и дети постарше, и только самые крошки тянулись ручонками к свечкам, мишуре и пестрым флагам.

Вся эта публика собиралась после полудня и угощалась рождественской кашей и жареным гусем с красной капустой. После обеда им предоставлялось досыта любоваться елкой, а затем каждый получал по стаканчику пунша с куском яблочного пирога.

Получив подарки, гости расходились по домам и долго еще толковали о том, как привольно живется господам, как сладко они пьют и едят, а, наговорившись вдоволь, принимались снова рассматривать свои подарки.

В поместье в числе служащих были Оле и Кирстина – муж с женой. Они помогали садовнику, за что получали помещение и стол, а к Рождеству – подарки. Кроме того, всех их пятерых детей господа одевали на свой счет.

– Добрые наши господа! – говорили муж с женой. – Ну, да у них денег довольно, они могут доставить себе это удовольствие.

– Каждому из наших ребятишек подарили сегодня по хорошему платью! – сказал Оле. – Только бедному сидню ничего не досталось. Прежде его господа не забывали, хотя он и не бывал на елке.

«Сиднем» они прозвали своего старшего сына Ганса. Рос он крепким, резвым ребенком, но вдруг неизвестно отчего «ослабел ногами», – как они говорили, – не стал ходить и вот уже пятый год лежал в постели.

– Есть у меня и для него подарочек! – сказала мать. – Впрочем, не важный – книжка с рассказами!

– Да, подарок не важный! – согласился отец.

Ганс же очень обрадовался книжке. Мальчик он был неглупый, любил почитать, да и работать не ленился и насколько позволяла болезнь целыми днями вязал чулки и даже шерстяные одеяла, которые барыня охотно покупала.

Книжка, что господа подарили Гансу, была сборником сказок очень занимательных и поучительных.

– Нам-то от нее пользы мало! – сказал отец. – Ну да пусть себе читает, не все же ему чулки, да одеяла вязать.

Наступила весна, все зазеленело, показались цветочки, а с ними и сорные травы, к которым можно причислить и крапиву, хотя о ней так прекрасно говорится в псалме:

В господском саду на всех хватало работы и на ученого садовника, и на Оле с Кирстиной.

– Вот тут работай! – говорили они. – Не успеешь дорожки усыпать песком, глядишь, опять все растоптали. Уж очень много гостей наезжает к нашим господам! Недешево им это стоит, ну да, ведь, у них денег куры не клюют!

– В толк не возьму, почему так мудрено все устроено на белом свете! – сказал Оле. – Все мы, как говорит священник, дети оного Господа Бога, откуда же такая разница?

– Всему виной – грехопадение! – отвечала Кирстина.

Вечером они опять затеяли тот же разговор при Гансе, который читал свою книжку. От забот, нужды и тяжелого труда у них огрубели не только руки, но и сердца; задавленные бедностью, они все больше и больше озлоблялись.

– На долю одних выпадает счастье и довольство, а на долю других – горе да лишения! И почему мы должны отвечать за непослушание и любопытство наших прародителей? На их месте мы ничего такого бы не сделали.

– Нет сделали бы! – вмешался вдруг в разговор Ганс. – Вот здесь в книжке все написано.

– Ну-ка прочитай, что там написано?

И Ганс прочел им старинную сказку о дровосеке и его жене. Стали они как-то раз тоже роптать на Адама и Еву, любопытство которых погубило людей; шел мимо король, услыхал их жалобы и сказал:

– Идемте со мною во дворец. Жить будете хорошо, не хуже меня. За обедом у вас будет по семи блюд, да кроме того еще одно в закрытой миске, но на него вам разрешается только глядеть. А прикоснетесь – конец вашей сладкой жизни!