– Ну что ж, – сказал он, выдохнув полной грудью, – по крайней мере теперь все встает на свое место.

– Несомненно, – подхватил Анвар, залпом опорожнив стакан воды и подойдя к столу. Он взял заключение и протянул его Халифе. – Здесь ситуация подробно изложена плюс дана пара наблюдений, которые могут пригодиться.

Халифа пробежал глазами страницы.

– Например?

– Так, чисто медицинские детали. Ну, например, что у покойного был рак простаты в поздней стадии, с которым он протянул бы не больше нескольких месяцев. На левом колене много застарелых шрамов – это подтверждает, что трость он носил не для важности. А еще наш любитель древностей скрывал свой истинный возраст.

В глазах Халифы блеснула искра любопытства.

– Хоть я и неспециалист в этих вопросах, но возраст в удостоверении личности безусловно занижен. Там указано, что он родился в 1925 году, то есть ему около восьмидесяти. Но, изучив состояние зубов и десен, я бы тысячу фунтов поставил на то, что наш приятель перемахнул за девятый десяток! Пустяк, и все же я решил об этом упомянуть.

Халифа на минуту задумался, переваривая услышанное, затем в знак признательности кивнул и, сунув изрядно помятые листки с заключением в карман пиджака, повернулся к двери.

– Спасибо, Анвар, – бросил он через плечо. – Самому с трудом верится, но я и вправду восхищен.

Инспектор собрался уже выйти, когда Анвар окликнул его:

– Да, еще одна забавная мелочь…

Халифа обернулся.

– Я не стал описывать эту частность как мало относящуюся к делу, а вот тебе, смеха ради, скажу. У старика был синдактилизм ступней.

Инспектор, замешкавшись, сделал шаг назад и устремил тревожный взгляд на Анвара.

– Что?

– Выражаясь проще – врожденное сращение пальцев ног. Исключительно редкое заболевание. Про человека, который им страдает, говорят, что у него перепончатые пальцы. Он похож…

– …на лягушку.

По лицу Халифы разлилась мертвенная бледность.

– Что с тобой? – удивился Анвар. – Покойник привиделся?

– Привиделся, – чуть слышно, уставившись в одну точку, выдавил инспектор. – Только не покойник, а покойница… Ханна Шлегель. – Мгновение он простоял молча, будто унесясь мыслями куда-то далеко-далеко, потом схватился за волосы и в отчаянии закричал: – О Боже, что я наделал!

Лайла вернулась в Иерусалим только поздно вечером. Камель высадил ее в начале дороги Набулос и, кивнув на прощание, исчез за углом улицы Султана Сулеймана. Моросил дождь, частые капли вуалью зависали между небом и землей, увлажняя кровли, тротуары и непокрытые головы прохожих. Свинцовые тучи гигантской шапкой легли на город. Лишь далеко на востоке, над горой Скопус, просвечивали лоскутки голубого неба.

В придорожном ларьке Лайла купила несколько обжаренных лавашей и двинулась вверх по склону холма – мимо придела Садовой гробницы, отеля «Иерусалим» и изможденных палестинцев, стоящих в очереди перед серым металлическим турникетом у входа в здание израильского министерства внутренних дел. Дойдя до спрятавшейся за высокими стенами французской Библейской школы, Лайла свернула направо, в узкий проход между пекарней и бакалеей. Прямо на земле, прислонившись к стене дома, сидел пожилой мужчина в поношенном костюме и куфии. Он вытянул вперед свою палку и глядел на разбивающиеся о нее дождевые капли.

– Салям алейкум, Фатхи, – поздоровалась Лайла.

Из-под полуприкрытых век старик перевел на нее взгляд и дрожащей рукой махнул в ответ на приветствие.

– Мы начали волноваться, – сказал он сиплым голосом. – Подумали, уж не арестовали ли тебя израильтяне.

– Слабо им меня арестовать, – рассмеялась Лайла. – Лучше скажи, как Атаф?