Когда достигли первых домов, Рита очень строго предупредила:

– Наталья, мы тебя высадим, и ты в доме нас подождёшь. Мы съездим на кладбище. У меня там важное дело.

Матвей открыл было рот, однако, Наташа опередила его.

– А какого хрена я не могу поехать с вами на кладбище? – проорала она, дрожа от обиды голосом так, что можно было подумать – её не брали на шоколадную фабрику.

– Потому что там, на кладбище, рома нет, – объяснила Рита, – А в доме будет его целая бутылка. Вот она, вот!

И потрясла сумкой. В ней что-то звякнуло. Босоногая скандалистка была вполне удовлетворена ответом. Когда проехали домов десять, Рита велела Матвею остановить. Взяв сумку, вместе с Наташей вышла. Матвей следил, как они, отперев калитку, идут через палисадник, засаженный ежевикой, к низенькому крылечку, как, сняв с двери амбарный замок, входят в дом – бревенчатый, покосившийся, с крутой крышей. Труба над нею была обложена кирпичём. В окнах вспыхнул свет. Задвигались тени.

Было так тихо, что Матвей слышал писк комара за стеклом машины. Дома с обеих сторон дороги стояли очень добротные – обновлённые или свежевыстроенные. Все, кроме одного.Того, в который вошли Наташа и Рита. Последняя вскоре вновь присоединилась к Матвею. В её руке вместо сумки были три пачки "Кента".

– Едем вперёд. Оно – за деревней.

– А у тебя родня там, на кладбище, похоронена, что ли? – спросил Матвей спустя несколько минут, когда проезжали церковь. Древняя, высоченная, устрашающая, стояла она на самой высокой точке горы, откуда уж было рукой подать до околицы. О стекло отчаянно хлопался мотылёк. Аккуратно взяв его и спровадив, Рита ответила :

– Друзья детства. Витька, Алёшка, Танька.

– Местные?

– Да.

– Ты тоже отсюда?

– Нет, я – москвичка. Просто я в детстве здесь проводила каждое лето со своим дедом, с Иваном Яковлевичем.

– А сколько им было, твоим друзъям?

– Алёшка и Витька – мои ровесники, Танька – старше тремя годами. Она умерла от рака, а те спились. Теперь задолбали. Снятся каждую ночь: Привези нам "Кент"! Они "Кент" любили. Я его привозила им из Москвы. А Танька за ним на велосипеде ездила в Протвино.

Рита говорила очень спокойно. Спокоен был и Матвей. Ещё бы – спиртом от этой бабы разило так, что слёзы из глаз текли! Смущали его лишь три пачки "Кента". Где она их купила? Если в Москве, то дело серьёзное, даже очень. А если в Серпухове, поддатая – ничего. Проспится, и будет всё замечательно.

А деревня уже была позади. Открылись просторы, пересекаемые бетонкой. На горизонте виднелся лес. До кладбища от околицы было около километра. Оно раскинулось прямо возле дороги, среди берёз. Было ощущение, что деревья растут прямо из тумана. Кованые кресты и ограды под изумительным светом неба казались сделанными из льда. Съехав на траву, Матвей заглушил мотор.

– Ну, иди. Я жду.

– Ты должен пойти со мной, – заявила Рита, повернув голову и взглянув на него с прищуром. Тут ему стало сильно не по себе, ибо её взгляд был очень внимательным.

– А зачем?

Она улыбнулась.

– Наполеону таких вопросов не задают. Ему либо верят либо не верят. Либо иди, либо не иди. Но только не спрашивай ни о чём.

– Но ведь со мной, кажется, говорит не Наполеон, – заметил Матвей.

– Это тебе только кажется, мальчик.

Он с ней пошёл, заперев машину. Никак нельзя было не пойти. Ночные сверчки из зарослей клевера провожали его надрывно. Тихо ступая, он огляделся по сторонам. С горы открывался сказочный вид на многие километры вниз: речная долина, устланная туманом, за ней – огни деревень. Ещё дальше – хвойный лесной массив. Над ним багрянело зарево городов, которые он, Матвей, миновал сегодня, мчась по шоссе. Он так засмотрелся, что налетел на ограду.