– Здравствуй, Танечка, здравствуй, – скорее сухо, чем ласково произнёс Иван Яковлевич, – купаться идёшь?
– Нет, что вы! Купаться после второго августа не желательно. А сегодня – двадцать восьмое. Просто иду гулять. Ты где была, Ритка? Тебя искали тут всей деревней. Думали,всё!
– Я просто гуляла.
– Просто гуляла она! Вот дурочка. Ох, и внучка досталась Вам, Иван Яковлевич! Взяла бы её да выдрала, дрянь такую. Сегодня с нами пойдёшь?
– Куда? – без всякого интереса спросила Рита.
– Да мы на пруд собрались, карасей ловить. Костёрчик там разведём, пожарим карасиков.
– Вы сначала поймайте хоть одного, – сказал Иван Яковлевич, достав папиросы из пиджака, – Ты думаешь, это такое простое дело?
– Ну, испечём картошечки.
– Не с чужого ли огородика?
– Нет, свою возьмём. Ну что, пойдёшь, Ритка? Там Дашка будет, Алёшка, Вика, и все, все, все.
– Нет, я не пойду, – отказалась Рита, – мы с дедушкой к Ильичёвым приглашены. Сегодня ведь праздник.
Гордое лицо Таньки слегка скривилось на одну сторону.
– А тебе-то что делать там? Старушечьи песни петь? Сало жрать? Ты его не жрёшь. Или жрёшь?
– Да при чём здесь сало?
– Да как-при чём? Тётя Маша сало туда потащит. Она сегодня хряка зарезала раньше времени. Говорит, большой очень вырос. Дальше растить нельзя – не вкусный получится. Так что, думай, Риточка, что вкуснее – сало или картошка.
На другой день Рита в первый раз оказалась в психиатрической клинике.
Глава десятая
За окном белела заря. Матвей по просьбе Наташи выключил свет, и теперь они, сидя за столом, опять казались друг другу полными тайн, как пару часов назад. Но странное дело – тайны те раскрывать ни ему, ни ей уже не хотелось, как не хотелось бы читать книгу пафосного и слабого автора.
– И вот эта самая тётя Маша теперь заботится о твоей свинье? – спросила Наташа, глядя на Риту, которая от начала и до конца рассказа ни разу не поднялась с постели и не открыла глаз. Она говорила, будто во сне – монотонно, слабо, но внятно.
– Да, – слетело с её чуть дрогнувших губ, – да, вот эта самая тётя Маша теперь заботится о моей свинье. А почему нет. Ведь это моя свинья, и ни у кого нет права её зарезать.
– А что потом стало с Дашкой? Она жива?
– Да, она жива. Но живёт не здесь. У неё – два сына.
– А с Викой?
– С Викой? Я слышала, что она уехала за границу, вышла там замуж. Потом вернулась, кажется. Больше я ничего не знаю о ней.
– А про Димку что-нибудь знаешь?
– Про Димку – да. Он стал вором. Его поймали и посадили. Через пять лет он вышел и снова сел.
– До сих пор сидит?
– Я не знаю. Возможно, умер. Он был болезненный.
– Интересно! А он на чём специализировался?
Рита вдруг повернула голову к собеседнице и открыла глаза.
– Наталья, давай условимся: это был последний вопрос о нём. На квартирах.
– А что там было, на том надгробии-то? – вступил в разговор Матвей. Рита улыбнулась.
– Этого я сказать не могу.
– Почему не можешь?
– Да потому, что хочу забыть. А если я буду это произносить, то вряд ли забуду. Я ни за что бы не рассказала эту историю, если бы не Наташа. Ты видел сам – впилась, как пиявка.
– Тебе сейчас тридцать пять?
– На прошлой неделе стукнуло.
– Ты ничем таким не болеешь?
– Да так, слегка, – произнесла Рита, поколебавшись, – почка побаливает. Она у меня одна.
– Матвея интересуют другого рода болезни, – шёпотом проорала Наташа, склонившись к Рите и в виде рупора приложив ладони ко рту, – он презервативы забыл купить!
– Так стало быть, ты ему предъявляла справку от венеролога?
– Нет, конечно! Я его изнасиловала,как ты двадцать лет назад этого несчастного Диму. Шучу, шучу! Между нами не было ничего. Мне, по крайней мере, так показалось.