Он что-то напевал себе под нос, когда Мириам в своей бежевой шапке-ушанке из овечьей шерсти открыла дверь. Она была босиком и держала в руках мухобойку. Он поднял руки.

– Смотри, что у меня есть.

– Тофу? Я ведь говорила тебе, что он мне не нравится. На вкус как грязь.

Мириам была не в настроении. С тех пор как они переехали в эту квартиру, он велел ей в целях безопасности оставаться внутри. Возможно, причиной был страх или чрезмерная опека, но после смерти Лии он не собирался рисковать. Мириам согласилась, особенно видя его рану, но постоянное нахождение в квартире отрицательно сказывалось на ней.

Он сложил уголь и еду в ящик.

– Послушай, у меня теперь есть работа. Когда мне будут платить больше, я куплю тебе еду получше.

– Эрнест, мы можем поговорить?

– Давай позже. Я устал. Вечер был длинным. – Он снял ботинки и пальто и со стоном завалился на кровать. Он был вымотан, не в силах держать глаза открытыми. Отработав уже столько дней, он все еще не мог привыкнуть не спать всю ночь. – Разбудишь меня в полдень?

– У меня нет часов.

– Ладно. Сам проснусь. Хочешь ещё поспать, Мириам? Ещё слишком рано.

– Не могу. Слишком много крыс и тараканов. Знаешь, скольких тараканов я уже раздавила? Тридцать четыре!

Чтобы немного подбодрить Мириам, он начал игру «Человек против вредителей».

– Отлично. Продолжайте в том же духе, младший лейтенант. – Он зевнул и закрыл глаза.

– Эрнест? Эрнест! Не спи. Поговори со мной. Мне вообще не с кем разговаривать. Нечего читать. Я не понимаю, что говорят эти люди. Такая скукотища. Мне не нравится эта жизнь. Как долго мы собираемся здесь оставаться?

Мириам была типичным книголюбом. В пять лет она читала о послушных братцах кроликах Гансе и Грете в «Заячьей школе» и развлекала себя историями об озорных Максе и Морице из «Веселых историй про шутки и проказы». К десяти годам она стала ярой поклонницей «Превращения» Франца Кафки. Поскольку школы в Берлине отказывались принимать еврейских детей, она читала и перечитывала Кафку. Устав слушать, как она кричит во сне, Эрнесту пришлось отобрать у нее эту книгу. Кафка был не для детей.

Мириам было одиноко. Если бы он не был таким уставшим, он провел бы с ней время, поговорил или поиграл в игру, но руки-ноги отказывали, и его охватила сонливость.

– Я не знаю. Но мама с папой скоро приедут. Помнишь?

– Могу я пойти с тобой в клуб?

– Он не для двенадцатилетних девочек.

– Мне только что исполнилось тринадцать.

Он забыл о ее дне рождения.

– И не для тринадцатилетних тоже.

– Но я хочу чем-нибудь заняться. Найти, как и ты работу. Я могу найти работу? Эрнест, проснись!

Он зевнул.

– Кто возьмет на работу тринадцатилетнего подростка? Вообще-то, тебе следует пойти в школу. Но я слышал, что японцы закрыли китайские школы, и им до сих пор не разрешают открыться. Школы, принадлежащие американцам и англичанам, возможно работают, но я сомневаюсь, что тут есть еврейская школа. – Он уже почти заснул, когда почувствовал, что Мириам трясет его за руку, и уловил кое-что из того, что она сказала.

– Что ты сказала? Опиумная курильня?

– Я не знала, что это опиумная курильня. Внутри было темно. Многие китайцы курили на раскладушках. Я думала, что они спят, но в руках у них были длинные трубки. Там так вкусно пахло! Как в цветочном магазине. Меня чуть не поймали.

Эрнест сел. Мозг пульсировал от усталости, недосыпа и страха.

– Ты забрела в китайский квартал? Я ведь велел тебе сидеть дома. Эти улицы небезопасны для девочек. Что если бы, если бы…

– Старый город такой потрясающий, он совсем не похож на Берлин. Приподнятые края крыш на зданиях были украшены драконами, как императорский дворец в книгах по истории, которые я читала. Улицы грязные, и там происходило много странных вещей. Там была платформа для казни или что-то в этом роде. Я видела повешенного человека! Рядом с храмом несколько девушек…