Сто пошли в кошелёк кази, сто достались Абдулле.

Что до веток яблони, то о них попросту забыли. При этом судья многозначительно посмотрел на жалобщика, дескать, два наказания за один раз присудить нельзя – не по закону. Но на следующем заседании мы основательно потрясём его кошелёк. Сутяга расплылся в улыбке. Судья ощерился в ответ.

Дома Ходжу ждали зубодробительные попрёки со стороны любимой тёщи.

С этого дня Насреддин начал наблюдать за передвижениями любителя горячительных напитков.

Как-то вечером тот, залив в себя рисовой бузы сверх меры, свалился в саду, не дойдя нескольких шагов до собственного жилища.

Насреддин перемахнул через забор, содрал с поборника справедливости златотканый халат и, весело напевая, воротился домой.

Наутро, протрезвев и не обнаружив на себе драгоценной одежды, страж закона не на шутку разгневался, кликнул стражу и приказал:

– Дармоеды, так-то вы оберегаете дом и имущество своего господина! Не жалея ног, обшарить всю округу, разыскать пропажу и доставить вора на праведный суд! Иначе вместо замызганных халатов, болтающихся на ваших плечах, я с вас живьём шкуру сдеру.

Долго заниматься поиском грабителя не пришлось. Не сделав и пяти шагов, стражники наткнулись на Ходжу, который с довольным видом прогуливался по базарной площади, вызывая восхищение окружающего люда ослепительным одеянием.

Его схватили и потащили в суд.

Увидав беспечно улыбающегося Ходжу, судья злорадно потёр руки. Он посадит этого бездельника в яму, отберёт у него дом, пустит его по миру со всем семейством. Этот голодранец, этот разбойник, поднявший руку на священную собственность блюстителя порядка… он и не подозревает, что этот халат стоит дороже, чем всё его жалкое имущество.

Однако по местному законодательству казн не имел права судить вора, так как сам являлся пострадавшей стороной. Пришлось пригласить старосту кишлака и на время передать ему печать правосудия.

Новоявленный судья сразу задал Насреддину вопрос:

– Откуда, сын греха, ты взял эту вещь, на которую и взора-то бросить недостоин? Отвечай, или я немедленно прикажу посадить тебя в яму.

– Ой-ой-ой… – с притворным испугом схватился за голову Ходжа. – Я всё скажу, о справедливейший из справедливых вершителей правосудия. Прогуливаясь вчера вечером со своим другом, я увидел валяющегося на земле пьяного человека в этой замечательной одежде. Я растерялся. Мог явиться вор, который наверняка позарился бы на это драгоценное одеяние. Я снял с него халат. К сожалению, было темно, я не разглядел его лица. Наутро, надев халат, я пошёл по кишлаку, интересуясь у каждого встречного, не ему ли принадлежит спасённая от грабителя одежда. Желающих признать мою находку своей вещью не нашлось. Но, раз уважаемый кази утверждает, что халат принадлежит ему, я готов вернуть его законному хозяину. Надеюсь, он не забудет моей скромной услуги, – лукаво улыбнулся Ходжа Насреддин.

А надо сказать, что на это судилище собрались все жители кишлака во главе с местным имамом.

Кази побелел, потом посерел и отчаянно замахал руками.

Если слух о его непотребстве дойдёт до верховного муфтия, он лишится не только должности, но и головы. Наказания за употребление мерзопакостных напитков во владениях великого эмира были весьма суровы.

Едва ворочая языком, он просипел:

– Я разобрался в этом запутанном деле. Ходжа Насреддин снял халат с какого-то случайно забредшего в наши края гуляки.

Добропорядочные жители кишлака опустили головы, дабы кази не увидел их улыбок. Ещё оштрафуют на сотни монет за неуважение к закону… Им-то хорошо был известен этот «неизвестный гуляка».