Да, сама Настя все еще была здесь, в своем привычном мире, но… душа ее… Душа ее уже улетела, улетела в другой, чужой, суровый, незнакомый, неласковый мир, мир, к правилам которого еще предстояло привыкать, мир, обратной дороги из которого не существует.

Примет ли он ее?

Впрочем… Какая разница? Настя ясно осознавала, просто ЗНАЛА, что ее дорога простилается именно туда – в монастырь. Дорога прямая, без ответвлений тропинок и спасительных развилок. Выбора нет. Настя чувствовала, что есть ВОЛЯ – высшая. И раз двери уже открыты, то следует поспешить.

Ведь если ворота распахнуты, то нужно найти в себе смелость в них войти. Струсить – грех, неуважение к ВОЛЕ СУДЬБЫ – это Настя просто ЗНАЛА, не могла объяснить, но ЗНАЛА однозначно. Как и многие другие вещи…

Например, Настя и не хотела бы, но отчетливо видела, что через два года после ее ухода в монастырь, Андрей женится на молоденькой графине – милой такой, в беленьких кудряшках и розовых рюшах – хохотушке и затейнице. Андрей будет счастлив с ней до умопомрачения – простыми житейскими радостями, взахлеб – лет пять примерно. Веселая графиня одного за другим родит ему трех сыновей – таких же румяных и кудрявых карапузов, как и она сама. Потом неожиданно графиня очень располнеет и как-то разом поскучнеет – что-то непоправимо нарушится в ее женском здоровье. Она станет склочной и маниакально экономной – видимо вся ее бурная энергия, ранее направляемая на получение радостей жизни, по иронии судьбы трансформируется, круто поменяет свое направление и теперь смыслом жизни мрачной, с поджатыми губами женщины станет фанатичное собирательство и невиданное скупердяйство. Постепенно везде, где только можно, на шкафчиках, сундучках, кладовых, появятся замки. Вопрос – не объедает ли их прислуга? – будет волновать графиню более всего на свете. Все в дом, все в дело, все в прок. Старье, барахло, чужие, подобранные где-то вещи заполнят до предела чердаки, подполы, сараи. Варенья, соленья, сушеные грибы и ягоды будут заготавливаться почти в промышленных масштабах, а вот полакомиться ими всласть будет непросто – ежедневный рацион семьи, просчитанный до грамма, приведет к тому, что всем жителям поместья придется затянуть пояса потуже. Мальчишки – юные, шальные, активно растущие и поэтому постоянно голодные, озлобятся, научатся воровать еду и деньги – мастерски, прямо из-под носа матери. Андрей сникнет, поскучнеет, запьет сильно, увлечется охотой, путешествиями – все бы подальше от дома, от голода, тягучей скуки незаметно перетекающих друг в друга однообразных дней и занудливого ворчания жены…

Бедный. Бедный Андрюша. Франт и модник. Красавец и весельчак. Он любит Настю. Это она тоже ЗНАЕТ… И будет любить всегда, даже в те самые, безоблачные пять лет своего незамысловатого счастья. Не столь часто, но все же с заметной регулярностью Андрей будет покидать свое уютное, полное смеха и веселья гнездышко, чтобы посидеть на берегу реки – одному, в полной тишине, глядя, как в водной ряби преломляются лучи заходящего солнца. Что это? Что мешает ему жить? Откуда это мерзкое ощущение бессмысленности существования? И тоска – щемящая, болезненная, не стихающая? И Настя… Настенька… Зачем она оставила его? Настенька… Свет его очей… Волшебная, удивительная, тонкая, неземная Настенька… Ведь он любил бы ее любую – слепую, немую, старую. Любую! Но она ушла. В монастырь. Оставила его. Видимо, Настеньке там лучше, раз она так решила. А ему? Ему, Андрею как? Наверное, тоже хорошо – вон какая у него жена и детки – всем на зависть… А тоска?…Что ж, пройдет. Русскому люду издревле тоска свойственна, куда ж от нее деваться?… Настенька… Настенька… Услышь…