– Скажите, Юрген, – начал Ройтер, растянувшись на топчане, который тут остался еще с тех пор, когда еще была хотя бы какая-то видимость порядка.

Время, которое они вынужденно проводят в заключении, не должно быть потеряно впустую. Стоит уделить внимание подчиненному. Как Рёстлер говорил – знать самые потаенные мотивы. Пожалуй, время пришло их узнать. Тем более что в отношении России у Ройтера было множество вопросов. Русские – народ весьма воинственный, что было не раз подтверждено историей. Именно они уничтожили армию Наполеона, да и за последние 30 лет они уже второй раз появляются в Восточной Пруссии. Правда, предпоследний конфликт, когда экспедиционный корпус Суворова выступил на стороне Австрии против Пруссии, был больше чем 150 лет назад. Да и то… Сейчас и Австрия и Пруссия – едины. – Итак, Юрген, – вот вы, собственно, не скрываете своего происхождения. В то же время наши народы сейчас, вот в эту самую минуту убежденно уничтожают друг друга, демонстрируя при этом чудеса воинского искусства. Что значит для вас «быть русским»?

Старший помощник задумался. Он понял вопрос и не торопился на него отвечать.

– Та война, – медленно начал он, – мне стоила родины. Ее отняли большевики. В этой войне я бьюсь за тех, кто посмел бросить вызов большевикам.

– Вы же родились в Берлине…

– Ну да, – кивнул Зубофф. – Но я русский дворянин. У меня имение под Тамбовом.

– Но вы же не были в этом имении ни дня, – удивился Ройтер. – А родина для вас все равно – Россия?

Как он странно говорит – он не употребляет прошедшее время – «было имение»… То есть для него оно где-то в мыслях и сейчас «есть».

– А сейчас большевики пришли забрать и мою вторую родину.

– А если мы победим? Если мы погоним большевиков назад до Волги?

– Тогда я вернусь на свою первую родину.

– Получается, понятие «кровь» для вас не имеет смысла без понятия «почва»?

– Наверное, можно и так сказать. У меня нет иллюзий. Я готов сражаться не один год, но обязательно прийти к своему изначальному пункту – дому на высоком берегу реки Хопер, о котором мне рассказывали в детстве. Я его вижу и помню, он мне часто снится. Хотя в последние годы мои родители там и не жили почти. Отец был чиновником морского ведомства и жил в Риге. Там тоже был дом. Но это другое.

– То есть вы прожили в Германии 22 года и готовы сражаться еще 22, чтобы попасть в место, где вы никогда не были?

– Если будет нужно – то и трижды по 22. Вы думаете, герр командир, я не вижу, насколько большевики сильны? Это тьма кромешная. Силы мирового зла. Мой народ, пожалуй, как никакой другой в мире, натерпелся от иудо-большевиков… Сейчас эта мгла ринулась в Европу. Я, как вы верно заметили, русский, а не большевик… Хотя сейчас для многих эти слова стали синонимами…

– И что же для вас означает «быть русским»?

– А что означает «быть немцем»?

– Я служу своей стране, армия, флот национальны по определению. Но вы-то, получается, воюете на стороне врагов своей страны…

– Я воюю против тех, кто в 17-м году вверг эту страну в хаос и лишения, кто душит и насилует русский народ… Жаль, что не на Восточном фронте…

– Восточный фронт вон, за окнами.

– Ну вот поэтому я и здесь…

У «Густлоффа» пошло все сразу как-то не по плану. При выходе из бухты он налетел на остов линейного крейсера «Шлезвиг-Гольштейн», упокоившегося тут месяцем раньше, и повредил руль. Маневренность корабля была ограниченна.

В 21:00 сигнальщик русской подлодки «С-13» обнаружил цель на румбе 105 градусов.

В 21:20 «С-13» уменьшила ход до 9 узлов.

Капитан Петерсен, зная, что «Лёве» на подходе, приказал включить позиционные огни, но из-за сильного волнения при сильном боковом северо-западном ветре «Лёве» отставал и ориентироваться на них не мог, зато их прекрасно было видно с «С-13».