В проходе между Двадцать шестым и Двадцать седьмым бараками они должны были раздеться. Всю одежду, которая была на них, сложили в тележку. Себе нельзя было оставить ничего, включая ремни и даже носовые платки. Ханс попытался припрятать несколько необходимых ему медицинских инструментов, но тотчас же был разоблачен. Худой мужчина с повязкой Lagerfriseur[17] на левом рукаве проверял всех. Те, кто пытался что-то спрятать, должны были немедленно отдать это парикмахеру и вдобавок получали подзатыльник. Ханс попросил позволить ему оставить себе инструменты. Парикмахер засмеялся и положил инструменты себе в карман.



Теперь они потеряли все и остались нагими. На самом деле этот процесс шел уже почти десять лет, то есть довольно медленно, но теперь подошла их очередь. Разве Шмидт [18], куратор Раутера [19] среди прочего и по еврейским делам, не сказал однажды: «Евреи должны вернуться туда, откуда они к нам пришли, такими же голодранцами, какими они пришли к нам».

Шмидту, очевидно, никто не рассказал, или он забыл о времени, когда евреи «пришли к ним»: в шестнадцатом и семнадцатом веках. И вполне возможно, он даже не знал о том, что пришли евреи вовсе не «голодранцами». Весьма часто, приезжая из тех стран, откуда их просто выжили, евреи привозили с собой крупные капиталы. Вдобавок было бы интересно узнать, не имел ли он в виду, находясь на территории Голландии, конкретно голландских евреев? Похоже на то, что он забыл о принятых в шестнадцатом веке законах Вильгельма Оранского, под охраной которых находились голландские евреи.

Впрочем, – как могли наци обращать внимание на законы, принятые человеком, само имя которого стало символом свободы Нидерландов! Никто и не ожидал уважения к чужой свободе от этих апологетов притеснения, которые не только не собирались положить свою жизнь за родину, но в большинстве своем, когда настал час расплаты, без малейшего стыда сбежали от возмездия.

Раздумывая об этом, Ханс пытался успокоиться. Конечно, у него плохо получалось, потому что будущее его, по всей видимости, не сулило ничего хорошего; вряд ли его судьба и судьба его спутников могли сильно отличаться от судеб других евреев. Разумеется, им суждено погибнуть, и, несмотря на все их попытки отсрочить предначертанный нацистами конец, общая судьба всех евреев настигнет и их. Медленно, но верно шли евреи Голландии к своему концу…

В 1940 году: запрет для евреев работать в государственных организациях.


В 1941 году: запрет на деятельность в сфере свободных профессий, запрет на пользование общественным транспортом, запрет пользоваться магазинами, ходить в театры, парки, заниматься спортом и всем остальным, что доставляет удовольствие; ограничение владения капиталом – не более 10 000 гульденов (позднее – не более 250 гульденов).


В 1942 году: начало депортации, запрет на саму жизнь.


Процесс шел очень медленно, потому что голландцы не желали мириться с тем, что «их» евреев истребляют в то время, когда террор в стране все еще не достиг своей высшей точки.


Глава 4

Они простояли в проходе между бараками несколько часов, их обнаженные тела обжигало полуденное солнце. А тем временем с ними проводили все ритуалы, положенные для вновь поступивших в лагерь арестантов.

Позади длинной скамьи поставили шестерых лагерных парикмахеров, которые обрили им не только головы, но и все волосы на теле. Ханс, пытаясь развеселить самого себя, подумал: «Вот это да! Мне даже не задали обычного парикмахерского вопроса: не желаете ли освежиться одеколоном?»

Лагерные парикмахеры вели себя довольно грубо, раздраженные тем, что им пришлось так долго работать на жаре.