– Отлично, будем говорить вместе.

– То есть?

– Я ему тоже обещал.

– Уже после того, как…?

– Да нет же. Вот когда он тут… Тут еще. – Карви неопределенно махнул здоровой рукой, но вдруг она у него дрогнула – Живой был, на плацу. Мы пожали друг другу руки, а я обещал ему три сотни людей вот… – Кварт наугад вытащил из кипы листок, где старательно кружочками, квадратиками и треугольниками было подробно выведено оборонительное построение – вот на это все.

Очередной проситель покинул зал, и лейтенант вскочил, тут же поморщившись от боли в руке:

– Пошли, пошли, пока еще кого не принесла!

Дверь открылась – Майсфельд продолжал работать, разбираясь с вопросом очередного просителя. Казначей был тут же, за столом, сражаясь с числами. Вместо привычной пары дружинников в зале в углу стоял Лекс – он был только в кирасе, хотя и его старый шлем с козырьком, как водится, висел у него ремешке так, чтобы он мог его мгновенно надеть. Он лишь поднял глаза серые глаза на кузнеца, махнул рукой, после чего потерял к нему всякий интерес, вновь вперив взгляд в одну точку. Теперь он был телохранителем Майсфельда – подробностей того, что к этому подвигло, кузнец знать не мог.

– Кварт? – Садись, подожди одну минуту.

– Маркграф, разберутся без тебя с бочками под засолку рыбы! – с долей раздражения выпалил лейтенант.

– И, что не маловажно – натужно сказал казначей, без нашего серебра.

– Прежний мэр заказал бочки самые что ни есть отвратительные! – вспылил граф – Рыба в них гнила, кабы не уксус, который в ту рыбу заливали в таких количествах! Это была каша, а не рыба! Наши люди опять это зимой жрать не будут! – Негодование графа было искренним и неподдельным.

– А я говорил – коптить и сушить – поддакнул казначей.

– Если мы будем еще, как бывалые рыбаки, рассуждать, что делать с уловом, то мы вообще ничего не успеем! – Прервал его Карви. – Есть дело поинтереснее.

– И какое же? Кварт?

Кузнец собрался говорить, но лейтенант положил ему на плечо здоровую руку:

– Позволь я начну. Не надо вот так сходу со своими… Как это… Инновациями. Иначе от них толку не будет.

Кварт, в задумчивости почесав за заостренным ухом, согласно кивнул, принимая безусловный авторитет бывалого воина.

– Помнишь, Майсфельд, – заговорил лейтенант, мерял пол шагами, – ты говорил о том, что старшая дружина в сравнении с младшей очень уж… немногочисленна. К сожалению, и потому, что немало мы потеряли… – граф облокотился на стол, сжав голову – в ущелье – поскорее закончил мысль Карви, не желая бередить. Минула почти полная луна, дело шло к зиме, но граф, как и многие другие, почитал бой в горах самой настоящей трагедией, сколь бы они не перебили тогда гномов и рейдеров.

– Продолжай.

– Если раньше наша немногочисленность позволяла одному старшему дружиннику быть, скажем так, негласным наставником для двух, ну трех младших соратников, то сейчас это невозможно. Мы комплектуем новые десятки личным составом, насколько можем, снаряжением, но десятники, сержанты, сотники в таких отрядах… Да какие они в задницу сотники! – Развил мысль лейтенант. Кто первый котту надел, тот и сотник! И никакая муштра в таком виде, в каком она сейчас есть, не сделает из них солдат. Да, они будут быстро бегать, отжиматься, научатся носить доспехи так, чтобы они меньше стесняли их движения, будут ловко бить чучело деревянным мечом, но… Без старших товарищей, что будут с ними, они могут дрогнуть, не выстоять. Не будет того, кто сможет их спаять воедино.

– Что тогда ты предлагаешь?

– Упраздняем… – лейтенант скрипнул зубами, не веря, что говорит это вслух – старшую дружину… Их и наиболее опытных бойцов, служивших Аррену, назначаем десятниками, сержантами, ну и так далее.