Глядя на тягач, Доминик опять подумал о пожаре. Если поселок сгорит, «ломбард» – это все, что останется от Извилистого. А пока что, к немалому удивлению повара, на широком переднем сиденье спали мертвецки пьяные братья Бодетт. Должно быть, их выперли из танцзала и они избрали себе пристанищем «ломбард».

Заметив братьев, Доминик замедлил свои хромые шаги, однако Пам, тоже увидевшая их, и не подумала останавливаться.

– Идем. Они не замерзнут. Сейчас не так холодно, – сказала Норма Шесть.

Возле соседнего бара несколько человек наблюдали за дракой, которая никак не могла начаться. Эрл Динсмор и один из близняшек Бибов ухлопали все силы на переругивание, и на удары их уже не хватало. А скорее всего, оба были слишком пьяны, чтобы по-настоящему драться. Они размахивали руками, но не желали причинять друг другу вред (хотя бы и намеренный). Второй близнец, то ли от скуки, то ли от стыда за брата, вдруг затеял драку с Чарли Клафом. Проходя мимо них, Пам Норма Шесть сбила с ног Чарли, затем врезала по уху Эрлу Динсмору, оставив близняшек тупо глядеть друг на друга. До Бибов постепенно дошло, что драться тут больше не с кем, если только они не решатся пристать к Пам.

– Да это Стряпун с Нормой Шесть, – заметил Лафлёр по кличке Беспалый.

– Удивительно, что ты сумел нас отличить, – бросила ему Пам, отпихивая с дороги.

Наконец повар и Пам добрались до барачных строений поновее. В этих, с позволения сказать, «гостиницах» жили водители лесовозов и мотористы. По словам Кетчума, любой подрядчик, который строит в северном Нью-Гэмпшире двухэтажный дом с плоской крышей, – полный идиот. Кто-то (а может, ветер) распахнул дверь танцзала, и вслед им понесся страдающий голос Перри Комо[18], исполняющего «Don’t Let the Stars Get in Your Eyes»[19].

Пам схватила повара за рукав и втащила в ближайший подъезд.

– Осторожнее, Стряпун. Предпоследней ступеньки нет, – сообщила она, ведя его к лестнице.

Доминику всегда было трудно подниматься по лестнице. Здесь он и не собирался поспевать за Нормой Шесть. Предпоследняя ступенька действительно отсутствовала. Повар качнулся и, чтобы не упасть, уткнулся в широкую спину Пам. Норма Шесть обернулась, подхватила его под обе руки и перенесла на последнюю ступеньку. Там его нос уперся ей в ключицу. От Пам исходил какой-то женский запах: духи или что-то вроде этого, но его перебивали мужские запахи Кетчума, въевшиеся в шерстяную фланель.

Музыка из танцзала на втором этаже звучала не тише, а громче. Патти Пейдж[20] вдохновенно спрашивала: «How Much Is That Doggie in the Window?»[21] «Неудивительно, что теперь там не танцуют», – подумал Доминик.

Норма Шесть плечом распахнула дверь квартиры и втолкнула повара внутрь.

– До чего я ненавижу эту поганую песенку, – сказала она. – Эй, Кетчум!

Ответа не было. К счастью, сквозь закрытую дверь Патти Пейдж было уже не пробиться.

Повар не понимал, где кончается кухня и начинается жилая комната. В пространстве, куда они вошли, разбросанные кастрюли, сковородки и бутылки постепенно сменялись разбросанными предметами женского туалета, устилавшими путь к громадной кровати с измятыми простынями. Единственным источником освещения служил… зеленоватый аквариум. Кто бы мог подумать, что Пам нравятся аквариумные рыбки? Правда, рыбок Доминик не увидел. Возможно, они попрятались среди густых водорослей. А может, Норма Шесть обожала именно водоросли.

Обойти эту гигантскую кровать было непросто даже человеку со здоровыми ногами. Пробираясь к ванной комнате, повар заметил странную деталь. До сих пор он был искренне уверен, что Норма Шесть собиралась в спешке и не стала тратить время на поиски лифчика. Однако он заметил целых три валявшихся лифчика, и, как бы ни торопилась Пам, все они были в пределах досягаемости.