Подали сыр. Вернее, блюдо с полудюжиной сортов. С удивлением парижанин узнал Рокфор, Камамбер, Эмменталь, Грюэр – свежайшие, со слезой!

– Я вижу, граф, что, несмотря на войну, Вы умудряетесь покупать сыры в Европе! – восхитился он, кладя ломтик Рокфора на тонкую пресную галету.

– Покупать? В Европе? – искренне удивился Александр Романович, – Ах, сыр! Нет, сударь, это местное производство. Сосед мой, Шереметев, делает. Такое у него, как говорят англичане, хобби. Во Франции учился, мастеров нанимал. Такую сыроварню отгрохал! Ну, любит он сыр! Теперь всю округу снабжает, и даже в столицу, государю-императору, шлёт. А ведь не хуже французских, ей-богу! А что, молоко-то отличное! У нас такие луга! Вообще, край богатейший. И лес, и речка. Земля, правда, не чернозём, но родит хорошо, ежели правильно хозяйствовать. У меня в оранжерее персики и ананасы растут! Сладкие-сладкие!

– А у Вас какое хобби, месье граф? – полюбопытствовал Антуан.

Идея хобби была для него совершенно новой.

– Я столяр-краснодеревщик, – помещик показал мозолистые ладони, – Вся мебель в этом доме моими руками сделана!

– Это верно, братец часов по пяти каждый день в мастерской проводит! – подтвердил поручик.

Наш лейтенант потерял дар речи. Богатый человек, офицер, аристократ – и столярничает!

– Я не понимаю… Вы ведь могли купить мебель… Или сделать на заказ…

– Что Вы, сударь! Намного интереснее самому! Особенно приятно готовое изделие политурой покрывать. Так, знаете ли, фактура играть начинает! Чудо! Да у нас все помещики хобби имеют. Я столяр, Шереметев – сыровар, Оболенский – сапожник. Такие туфли моей Натали подарил – любо дорого! Он всем в уезде обувку шьет. Вот, смотрите! – граф выставил напоказ сапог, – Шевро! Пять лет ношу и радуюсь! Как вторая кожа! Натали, душечка! Покажи туфельку!

Наталья Сергеевна кокетливо приподняла подол, показывая изящную туфельку и стройную лодыжку.

– Ну, так высоко-то, не надо бы! – укорил её муж.

Графиня заливисто рассмеялась. Носик её лукаво сморщился.

Голова у лейтенанта, простого парижанина, пошла кругом. Ум зашел за разум. Сапоги, сыр, мебель… Все делают аристократы, своими руками. Обалдеть!

– Я Вам попозже, месье Карсак, сундучок сделаю, для личных вещей! – продолжал Александр Романович.

– Сочту за честь, такой подарок… Только у меня и вещей-то нет…

– Будут! – уверенно заявил столяр-помещик, – Вы ведь к нам не на неделю, и даже не на месяц!

– А я живописцем подвизаюсь! – подал голос поручик Ржевский, – Пейзажи пишу, но особенно люблю девиц симпатичных изображать! В стиле Ню. Намедни закончил картину: «Психея» называется. Деваха-натурщица красивая, фигуристая, загляденье! Но как же трудно было работать, господа!

– Это почему же, Серж? – удивилась графиня, – Дунька вертелась, что ли? Велели бы посечь!

– Нет, не вертелась, – покраснел поручик, – Глазами стреляла, шельма!

– Ну, так наказали бы… по-свойски! – веселилась графиня.

Щёки её раскраснелись, глаза сияли. Высокая грудь волновалась под корсажем.

– Так, это… Наказывал! – развел руками Серж, – А она опять… провоцирует на, г-м, наказание!

Все смеялись до упаду, у Антуана даже живот заболел.

Подали кофий, коньяк и сигары.

– Никифор! Позови песенников! – ласково попросила графиня, – Гулять, так гулять!

Через несколько минут в залу вошли пятеро молодых парней в одинаковых малиновых рубахах. Трое с балалайками, причем одна – здоровенная, с опорой на пол, один с гармошкой, и ещё один – со сложной конструкцией из трех барабанов и медных тарелок. Споро разместив аппаратуру, они замерли в ожидании.

– Что исполнить, барин? – спросил почтительно парень с самой маленькой балалайкой.