На следующий день он и выглядел, и чувствовал себя гораздо лучше. Гноя из раны отделялось значительно меньше. Александр Романович сам просидел с ним целый день, дав отдохнуть Дуняше. Поил его, по совету доктора, лимонным соком с добавлением коньяка, два раза заставил поесть бульону. Поручик слабо отругивался и капризничал, требовал водки. Но водки не давали: доктор запретил.

Вечером граф позвал к себе Надю и подарил ей десять серебряных рублей.

– Кабы не ты, – поцеловал он цыганку, – Кто знает, как повернулось бы!

– Да мы, значит, завсегда… Споспешествовать готовы… Премного благодарны, барин… – бессвязно бормотала Надя, потрясенная размером награды.

На эти деньги, смекнула она, можно было купить и лошадь, и кибитку. Ну, конечно, подержанную.

В общем, кризис миновал и поручик пошел на поправку.


Дуняша и Арина были заняты глажкой. Для Арины это было обычное, повседневное дело. Дуняша же гладила бельё специально для поручика. Сегодня она, воспользовавшись тем, что горячка ушла, решила искупать его и сменить простыни и рубашку. Вечером доктор приедет, надо, чтоб всё опрятно было!

Девушки помахивали тяжеленными утюгами, наполненными пышущими жаром углями, дабы те разгорелись. Затем, послюнив палец, трогали донце, и удовлетворенные, водили сими устройствами по полотну, периодически сбрызгивая бельё водой изо рта.

Арина искоса поглядывала на Дуняшу, пытаясь определить, не она ли ходит по ночам к месье Карсаку. Загадка эта не давала ей покою уже более двух недель. Нет, наверняка не она. Не беспутная, гулящая-шалопутная. Кроме графского братца никого у неё не было. Ни до, ни после. А что с Сергеем Романовичем живет – так кто осудит? Такая же дворовая, как и Арина. Женихов нету, а натура требует… И годы свое берут: ей уже двадцать первый пошел. Ещё немного – и вообще никому не нужна будет, даже для утехи плотской, перестарок-то!

– Ладно, я пошла, – весело пропела Дуняша, закончив гладить рубашку и вытирая слегка вспотевшее раскрасневшееся лицо.

Сложив бельё аккуратной стопкой, вышла, только косой взмахнула. Арина рассеянно проводила её взглядом:

«Добрая у Дуни коса, почти, как моя, только покороче!»

Дуняша между тем вошла в спальню поручика.

– Сейчас купать Вас буду, Сергей Романыч! – значительным голосом сообщила она ему, – Вода уж согрелась!

– Давай, купай! – отозвался тот, впрочем, без особого энтузиазма: был ещё довольно слаб, – А то смердит от меня, аки от могилы разрытой!

Слегка содрогнувшись от такого сравнения, Дуняша сходила на кухню и принесла ушат горячей воды и мыло. Больной лежал на набитом сеном тюфяке, что облегчало задачу: после купания другой подложить – и всё.

Мягкой губкой девушка начала намыливать шею и плечи, озабоченно заметив про себя, как похудел за время болезни поручик. Постепенно намылила все тело, осторожно поворачивая с боку на бок. Поручик довольно кряхтел. Прополоскав губку, смыла мыло, набросила чистую простыню, чтобы вытереть, и ловко заменила тюфяк. Направив бритву, аккуратно побрила барина, расчесала волосы и усы. Полюбовалась делом своих рук, и, не удержавшись, легонько поцеловала в угол рта.

– Уж такие Вы нынче пригожие да симпатичные, Сергей Романыч! – жарко шепнула она на ухо гусару.

– Дуня! Хочешь, фокус покажу? – также, шепотом, спросил он.

– Какой фокус, барин? – удивилась Дуняша.

– А такой! Алле… Оп! – поручик Ржевский сдернул с себя простыню.

– Ой! Матушка, Царица Небесная! С нами крестная сила! Поправился, голубчик! – восхищенно воскликнула девушка, увидев… ну, вы догадались, что.

– Ага, живой, и по стойке «Смирно»! – удовлетворенно улыбнулся шалун, – Я так думаю, нельзя, чтоб такое явление натуры втуне пропало! Иди ко мне!