Элли садится на скрипящий крутящийся стул напротив чисто убранного рабочего стола Кью. Тот поднимает голову, кивает, откусывает от печенья размоченный в чае кусок.

– Так они едут? – спрашивает Элли, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Кто едет? Венера Милосская? Говорите поконкретней, дорогая.

Элли знает, что перед разговором о деле положено минуты три поболтать о пустяках, но не может прогнать мысли о картинах: вот сейчас они проходят таможню или уже едут в машине по улицам Сиднея. Подделка видится ей похищенным бриллиантом, надежно упрятанным в слоях фанеры и оберточной бумаги.

– Лейденские картины, – говорит она.

Кью, прожевав печенье, отвечает:

– Да, Мэнди и несколько охранников поехали в аэропорт встречать голландца.

Элли неприятно равнодушие в его голосе. Даже если бы в музей везли Караваджо, Кью все так же макал бы печенье в чай и говорил о погоде, скачках, футболе – о чем угодно, кроме истинной цели своей работы. Любопытства у него не больше, чем если бы он упаковывал и распаковывал пластмассовые сувениры. Поначалу Элли думала, что он и к своим обязанностям относится так же безразлично, пока не увидела в первый раз, как он мастерит упаковочный ящик. Это была истинная красота: каждый стык, каждая реечка или уголок идеально подогнаны по размеру. Кью работал с налобным фонариком, рядом на деревянной тележке лежали чемоданные ручки, медные скобы и клеевой пистолет. Кью несколько часов терпеливо колдовал над ящиком, слушая «Гольдберговские вариации» Баха, а помощники подавали ему нужные стамески, натфиля и чай.

По его равнодушию ясно и другое: Кью не в курсе, что им, возможно, везут подделку. Элли всю жизнь работает с музейщиками и знает, что хранители и рабочие взаимно друг другу не доверяют. Кураторы и Макс Калкинс скрыли новость от ребят в синих халатах.

Ей хочется спросить, когда Мэнди ждут назад, но вместо этого она произносит:

– Как внуки?

– Хорошо. На выходных возил всю банду на пляж Бондай. Ели фиш-энд-чипс, и я даже уговорил одного из мальчишек поплавать.

– Холодновато, нет?

– Чепуха. Разгоняет кровь.

Светский разговор продолжается еще несколько мучительных минут. Кью практически никогда не расспрашивает Элли про планы и выходные, как будто затворничество на острове и статус бездетной разведенной женщины делают ее жизнь непонятной для простого человека. Через некоторое время в кабинет заходит плотник – тихий мужчина по имени Эд – и сообщает, что вернулся микроавтобус. Кью кивает, снимает телефонную трубку, набирает номер начальника реставрационного отдела и говорит: «Приехал голландец с ящиками». Потом кладет трубку, допивает чай, встает. Одергивает халат, проверяет карманы, вспоминает, что очки на лбу, опускает их на нос и щурится за линзами, которые сразу увеличили его глаза. На боковой стене шкафчика висит планшет с памяткой по приему экспонатов и документами на подпись. Кью забирает это все и выходит, Элли за ним.