– Конечно, в порядке, – ответила я, как будто оправдываясь. – А что?

– Ты в последние дни выглядишь какой-то издерганной.

– Извини, – сказала я, слегка смутившись. – Наверное, на меня очень подействовала эта поездка…

Он прижал нос к моему. Рекс всегда умел читать мое настроение, как в тот день, когда я вернулась с работы больная.

– У тебя мигрень, – сказал он тогда.

Я спросила, как он узнал, но он только пожал плечами.

– Когда она начинается, у тебя глаза становятся другими.

Теперь я ощутила, как при мысли о телефонных звонках, при мысли о нем сдавило грудь, но выдавила улыбку.

– Ты такой милый, – сказала я, – но со мной все прекрасно. Правда. Я очень счастлива, что оказалась здесь, – я махнула рукой в сторону поместья. – Вместе с тобой.

Он нежно поцеловал меня в запястье, но глаза по-прежнему были тревожными.

Перед нами откуда ни возьмись появилась старая женщина, она словно материализовалась ниоткуда. Ее легкие, как дымка, длинные седые волосы были зачесаны за уши, открывая вытянутое лицо с темными, глубоко посаженными глазами и впалыми бесцветными щеками. На ней было темно-синее платье с небольшими буфами на плечах и завязанный на талии накрахмаленный белый передник. Руки она сцепила на животе.

– Добро пожаловать в Ливингстон-Мэнор, – почтительно проговорила она своими тонкими губами, которые на мгновение изогнулись в стесненную улыбку, а потом уголки рта снова опустились вниз.

– Спасибо, – ответил Рекс, протягивая руку. – Я Рекс Синклер, а это моя жена Эддисон. А вы, должно быть, миссис Диллоуэй? Отец говорил, что вы работаете здесь с 1930 года. Это впечатляет.

– Да, – без всякого выражения подтвердила женщина. Она с любопытством посмотрела на меня, и я задумалась о том, как я выгляжу в сравнении с другими женщинами, приезжавшими в поместье в прошлые годы, – с дамами, несомненно, в безупречных платьях и с безупречными прическами. Я откусила заусеницу на большом пальце левой руки. Жаль, что забыла взять с собой губную помаду.

Рекс доброжелательно смотрел на пожилую женщину.

– И вы одна тут управляетесь?

– Я, кухарка миссис Клейн и еще я наняла мальчика, чтобы время от времени ухаживал за садом. Да, и по субботам приходит девушка помогать мне со стиркой, – ответила миссис Диллоуэй, бросив на меня строгий взгляд.

Рекс носком ботинка поворошил гравий, раздавив муравья, потом с любопытством взглянул на домоправительницу.

– Отец сказал, что вы желаете по-прежнему здесь работать, и я этому очень рад, но мне бы хотелось, чтобы вы знали: мы с женой можем и сами прекрасно следить за домом. Я хочу сказать, что если вы захотите на лето куда-то уехать, то мы не будем возражать.

Я понимала, к чему Рекс ведет. Старушке давно пора на покой, хватит уж менять здесь постельное белье.

– Мистер Синклер, – проговорила она чопорно, – Ливингстон-Мэнор – мой дом. И всегда будет моим домом. Поэтому я почтительно прошу уважить мою просьбу оставить меня здесь, для того чтобы служить вам.

Рекс согласно кивнул:

– Договорились.

Миссис Диллоуэй облегченно вздохнула:

– А теперь войдемте в дом.

У меня в кармане загудел мобильник, но я решила не отвечать.

11 апреля 1940 года

На второе утро после отплытия, когда я уже позеленела от морской болезни, в дверь моей каюты кто-то постучал.

– Кто там? – спросила я с койки, не в силах встать. Я решила, что это, должно быть, стюард принес завтрак. По мне, так он мог бы выбросить свой поднос за борт. Никогда я не чувствовала себя так паршиво, и меня все больше настораживала предстоящая работа.

– Флора? – приглушенно послышался из-за двери голос Джорджии.