Волнение в толпе взметнулось ввысь, голоса слились в единый крик негодования. Одни ждали объяснений, другие извергали проклятия в адрес ведьм, обвиняя их в жажде власти и предательстве.

Лилит, услышав роковые слова, почувствовала, как мир вокруг нее померк, а ноги стали ватными, она рухнула на пол. Мир, казавшийся до этого уютным коконом, рухнул, погребая под обломками надежду. «Нечисть…» – это слово жгло хуже раскаленного клейма, выжигая на нежной душе Лилит клеймо предателя. Она, дитя ковена, вдруг оказалась врагом, изгоем в мире, где ей только предстояло расцвести.

Слезы текли безудержным потоком смывая остатки детской наивности. В голове роились вопросы, терзающие душу: «Почему? Зачем? Что теперь будет?» – ответов не было, лишь звенящая тишина, нарушаемая всхлипами маленькой ведьмы.

В эту минуту Лилит почувствовала, как в ней рождается нечто новое – горькое зерно взрослости, проросшее на пепелище утраченных иллюзий. Она больше не была просто дочкой главы ковена, она стала наследницей проклятия, обреченной нести на своих плечах бремя предательства, которого не совершала.

Маленькие кулачки сжались в бессильной ярости.

– Я докажу… – прошептала Лилит, сквозь слезы, – Я докажу, что не чудовище! В этом шепоте звучала не детская обида, а клятва, выкованная в пламени горя и боли. Клятва, которая определит ее дальнейшую судьбу.

Взметнувшись вихрем со своего места, испепелив взглядом кипящую людскую реку за окном, ведьмочка разразилась воплем отчаяния.

– Нет! Это ложь! Немыслимо, чтобы хоть одна ведьма подвергла опасности ковен… а здесь – все! Слышите меня! Все! – голос ее, хриплый от ужаса, дрожал, тонул в потоках слез, как в бушующем море.

За окном воцарилась зловещая тишина, когда ведьмочка уловила эхо собственного, осипшего голоса. Приоткрыв глаза, затуманенные горем, она увидела: вся толпа уставилась на нее. Осознание собственной опрометчивости ударило молнией, и она судорожно прикрыла рот, будто этот жест мог обратить время вспять.

На вопль явился советник, и его взгляд, встретив белокурую девчонку в окне, вспыхнул ненавистью: – Ведьма! – взревел он, указуя пальцем. – Стража! Убить предательницу! И стражники, ринулись к дому.

Лилит, с быстротой испуганной лани, понеслась в свою комнату, захлопнув дверь и задвинув засов. Забившись в угол, она, не отрываясь, смотрела в пустоту. Грохот ударов сотрясал дверь.

– Она здесь! – ревел один из стражников, и каждый удар, как погребальный звон, сводил с ума и без того до смерти напуганную малышку.

Ведьмочка, съежившись в комок, обняла колени, закрыла глаза, тихо рыдала. С пухлых губ сорвалось тихое бормотание: «Мам… мамочка, я не сержусь. Мама… ты слышишь? Вернись, мамочка…»

Сколько прошло времени она даже не заметила, удары в дверь прекратились. Неподвижная она продолжала шептать: – Мам, тут пришли злые люди. Они хотят убить меня, мамочка…

Время тянулось, как патока, ночь окутала комнату, лишь одинокая луна, робкий свидетель пыталась рассеять тьму сковавшую девочку. Немного успокоившись, Лилит приоткрыла глаза, прислушиваясь к тишине, не понимая, что произошло, на дрожащих коленях подкралась к двери. Приложившись ухом, она слышала лишь зловещую пустоту. Осторожно приоткрыв дверь и выглянув в щель, никого не увидела. На цыпочках спустилась на первый этаж, убедившись, что дом пуст, направилась к выходу. Едва девочка успела сделать пару шагов, как услышала голос.

– Эй, ты! Разве тебе не говорили, что нельзя ходить в этот дом? Нашла место для игр! Бегом домой, пока стражу не позвал!

Опешив, Лилит пробормотала «извините» и бросилась прочь от мужчины. Не понимая, что произошло, она спряталась в ближайшем переулке, дождавшись, когда силуэт мужчины исчез, вернулась обратно в дом.