Я досчитала до шестидесяти, и в животе у меня екнуло. Я открыла глаза и посмотрела. Посередине палочки для беременных было небольшое пластиковое окошко с двумя яркими розовыми полосками. Почему розовый? Самый покровительственный дамский цвет. А что означают две полоски? Я поискала в коробочке инструкцию, но оказалось, я ее выбросила. Глубоко вздохнув, я сунула руку в круглое отверстие мусорного ящика. К счастью, бумажка с инструкциями была на самом верху мусорной горы. Глянув на нее, я увидела: две полоски – положительный результат. На миг я призадумалась: положительный – в смысле беременна или не беременна?
Конечно, я и так уже все знала. Ученые работают по наитию чаще, чем в этом признаются, но только твердые доказательства превращают догадку в нечто конкретное. Именно тогда, как сказал бы Энди, дерьмо становится реальным. Мои руки начали дрожать, но я не могла позволить эмоциям одержать верх. Вряд ли ребенок собирается выскочить в любой момент. Вот свяжусь с Саймоном и тогда во всем разберусь. А сейчас нужно сосредоточиться на встрече. Заставив себя встать, я выбросила тест и поправила рубашку.
Выйдя из кабинки, подумала, не заказать ли порцию бренди, и сама же засмеялась. Теперь нужно искать другие способы поддерживать силу духа.
Перед посадкой я еще раз сходила в туалет, причесалась и накрасила губы. Вскоре, мило улыбаясь, я стояла на таможенном контроле, миновав багажную ленту. В одном вопросе я была непреклонна: никогда не возить с собой больше, чем я могу нести с собой. Меня ожидал водитель с моим именем на табличке. По дороге я переобулась в туфли на низком каблуке. И правильно сделала, поняла я, следуя за провожатым: каблуки так и цокали по полированному каменному полу музея. Он повернулся и провел меня в комнату, где я с удивлением обнаружила четырех человек, сидящих по одну сторону длинного стола, перед каждым – сверкающий стакан воды. Еще одно место напротив них предположительно предназначалось для меня; это выглядело так, как будто я оказалась перед линией огня. Они переговаривались между собой и встали, увидев меня. Единственным человеком, которого я узнала, был Тим Сполдинг, попечитель, с которым мы общались по телефону.
– Доктор Гейл, рад видеть вас снова. Спасибо, что пришли.
– Рада видеть вас, мистер Сполдинг, – сказала я.
– Просто Тим, пожалуйста.
Его ладонь была сухой, а пожатие крепким. Я отняла руку и украдкой взглянула на нее. Под ногтями еще была грязь. Я, конечно, оттирала ее, но не очень аккуратно. Все археологи этим страдают. Но здесь, под грандиозным арочным потолком конференц-зала музея, все наши раскопки по локоть в пыли и грязи казались такими далекими.
Тим, похоже, не обратил внимания на мои руки.
– Садитесь сюда, – он указал на стул по другую сторону длинного стола. Я положила на него сумку с ноутбуком. Я-то думала, мы просто будем сидеть в кабинете и разговаривать. В последний раз я была в таком устрашающем положении, когда защищала докторскую диссертацию. Теперь по коже поползли такие же мурашки, как тогда.
– Доктор Гейл, я позволил себе собрать комиссию. Нам всем пришлось изменить свой график. – Тим представил мне остальных. Среди них была палеоархеолог по имени Майя Патель, с которой пару лет назад я встречалась на конференции. Была и Кейтлин Альфонсо, о которой я слышала, но никогда не встречала, – довольно известный приматолог. Она выглядела под стать своей профессии – седоватые волосы собраны лентой в хвостик, как у Джейн Гудолл. Последний, еще не представленный мне человек стоял в стороне, пока выполнялись формальности. Он сделал твердый шаг вперед, когда Тим произнес: