– Пошли, пошли, – поторопил Витя. – Давно началось, наверно.

Витька не обманул: Адам действительно танцевал так, что можно было забыть обо всем. Это Надя тоже почувствовала сразу, во время первого танца, на который он ее пригласил. Под первую же мелодию, которая зазвучала, едва они вошли на танцплощадку.

Всю недолгую дорогу до Вала Надя старалась не думать о том, как это будет – их первый танец… Как она положит руки ему на плечи, как совсем близко окажутся его чудесные глаза, так волнующие непонятной своей, светлой глубиною. Она невпопад отвечала на Витькины расспросы – кажется, о том, пошел ли в армию Мишка Хвылевой или не взяли из-за плоскостопия, да приезжал ли этим летом из Ленинграда Коля Малышев или опять закатился на все каникулы на комсомольскую стройку…

Адам шел рядом, и она все время чувствовала его присутствие, хотя он не произносил ни слова.

И вот они танцевали под первую томительную мелодию, и Надя боялась, что не попадает в такт от растерянности – его рука обнимала ее талию… Впрочем, опасения были совершенно напрасны. Адам вел ее легко, непринужденно и с какой-то особенной лаской; сбиться было просто невозможно. Щеки у Нади пылали от скрытого волнения, которым вся она была охвачена.

– Ты очень хорошо танцуешь, – наконец смогла она выговорить; уже звучали последние такты «Бессаме мучо». – Наверное, вы с Витей часто на танцы ходите в Киеве?

Адам слегка наклонил голову, прислушиваясь к ее вопросу, и его щека на мгновение коснулась ее волос. Наде показалось, что по ней пробежал разряд, как от удара молнии.

– Ходим. – Он улыбнулся. – В Киеве красивые танцплощадки – знаешь, на склонах Днепра. Только они называются так смешно.

– Как? – спросила Надя.

Она обрадовалась, что он поддерживает разговор так же непринужденно, как танцует, и можно не смущаться и даже смотреть в его глаза как ни в чем не бывало. Глаза Адама светились изнутри таинственным сиянием.

– Одна называется «Кукушка», другая называется «Жаба», – ответил он.

– Почему? – удивилась Надя.

– Я не знаю точно, но, по-моему, просто из-за картинок, – сказал Адам. – Там у входа нарисованы эти кукушка и жаба. Но я не могу понять, зачем. Просто так! – засмеялся он. – Здесь у вас так много делается просто так, мне иногда даже трудно зрозуметь! Сначала мне бывало поэтому грустно – потому что я не розумел, чего люди хотят, а теперь…

– А теперь понимаешь? – не удержалась от улыбки Надя.

– И теперь не все розумею. Но теперь я много что полюбил. И мне уже почти не бывает так… тенскнотно, – объяснил он.

Танец кончился. Адам отвел Надю на место и сам встал рядом с нею. Она была готова танцевать с ним все танцы подряд, но это ведь было невозможно, как-то неловко… И Надя протанцевала следующий танец с Костиком, который то и дело приглашал ее в прошлый раз, а потом с Витькой, а потом уже все танцевали новомодный быстрый твист, и она развеселилась, волнение ее немного утихло. И когда Адам пригласил ее в следующий раз, она уже смогла взглянуть на него тем милым взглядом, одновременно серьезным и веселым, за который ее любили друзья и от которого млели ухажеры.

– Ты тоже очень хорошо танцуешь, Надя, – сказал Адам. – Мне даже неловко отнимать тебя от твоих кавалеров!

– Ерунда, – засмеялась она. – Не умрут! А почему ты на инженера решил учиться?

– Почему же нет? – улыбнулся он. – Это хорошая специальность. Я буду строить дома, разве это не нужно?

– Да нет, конечно, нужно, – слегка смутилась она. – Просто мне показалось… Мне показалось, ты должен бы на кого-нибудь другого учиться! На художника, например.

– Я не умею рисовать. – Улыбка не сходила с его лица, когда он смотрел на Надю. – Я люблю стихи, даже пытался писать стихи, когда учился в школе, и думал, что буду кем-нибудь… Может быть, даже поэтом.