– Это когда в животе щекотно, все сводит и при этом становится горячо?

Именно это я и имела в виду – говорить с Долорес, все равно что болтать с подругой. Она меня понимает.

– Да, вроде того.

– А что она чувствует к первому парню?

– Боль и злость. Они сейчас в ссоре, потому что… Потому что у них была близость, хотя они были друзьями, а еще он все еще любит свою девушку, с которой расстался пять минут назад. И вот она не знает, нормально ли то, что она только что отдала свою девственность первому, но при этом при появлении второго парня у нее внутри происходит что-то странное. И сердце колотится так, будто она на пробежке, хотя, может, у нее аллергия на его духи, не знаю.

Какое-то время Долорес молчит, а я не нахожу в себе смелости поднять голову и продолжаю рисовать.

– А со вторым парнем она тоже…

– Нет! – перебиваю я, не желая слушать продолжение вопроса. – Они не… Да они бы никогда… Между ними ничего такого не было. Они даже не целовались.

Боже, я иду ко дну, как Титаник. А на моих горящих щеках можно поджарить бекон.

– Ну, я бы на ее месте поцеловала второго парня, чтобы понять свои чувства. Может, ее просто тянет к нему на физическом уровне и не больше? Вы же подростки, гормоны играют. Но сердце подскажет, оно никогда не врет.

Ох, зачем я завела этот разговор.

– Спасибо за совет, Долли, я передам подруге.

– Заодно передай ей, что мама второго парня видит, что он влюблен. И если до этого были сомнения, то после его согласия на игру в Скрэббл все встало на свои места. Для Джейка настольные игры хуже пытки.

Иисус, Мария, Иосиф!

Рука вздрагивает и карандаш ведет в сторону. Тело обдает жаром.

– Я сейчас умру от неловкости, – бормочу я, крепко зажмурившись. – Клянусь, мне еще никогда в жизни не было так неловко.

Долорес звонко смеется, и я медленно открываю глаза.

– Все в порядке, Микки, расслабься.

– Пожалуйста, не говорите маме про… Про то, что моя подруга лишилась девственности.

– Это не мое дело, у меня нет никакого права рассказывать такое твоей маме. Но надеюсь, что твоя подруга использовала защиту.

– Конечно, – пищу я, прижав прохладные ладони к щекам. – Как же неловко!

– Поверь, я понимаю, в этом возрасте у подростков все запутанно и гиперболизировано. Позволяй себе ошибаться и не винить себя за ошибки. Ты можешь думать месяцами, запутываясь все сильнее. Порой действие и разговор ставят все на свои места. Я недавно пыталась сказать об этом Джейку, но он не стал слушать и сделал вид, что уходит в другую семью. Надо научиться доверять своему сердцу и чем раньше ты это поймешь, тем лучше.

Я недавно доверилась сердцу и лишилась девственности. Или же я доверилась алкоголю?

У Долли звонит телефон, она уходит на кухню, чтобы поговорить, а я решаю полностью уйти в рисунок, потому что в такие моменты меня перестает волновать абсолютно все, кроме бумаги и карандаша. Я устала бояться и бежать от своих мыслей, но пока не вижу другого выхода.

Через час из кухни доносится запах жареного мяса, Долорес готовит ужин, а я заканчиваю набросок тетушки Мэйм и приступаю к вертикально расположенным буквам названия. Спина и шея затекли, и я наклоняю голову из стороны в сторону, чтобы размять шею.

Хлопок входной двери заставляет меня вздрогнуть.

– Мам, я дома.

– Ужин уже скоро! – кричит она с кухни. – И у нас гости.

Джейк заглядывает в гостиную, и я, натянув улыбку, взмахиваю рукой. Он подходит ближе и, уперевшись ладонями в стол, рассматривает рисунок.

– Выглядит отлично.

– Спасибо, – отвечаю я, дергая ногой под столом.

Решаю последовать совету Долорес и прислушаться к своему сердцу. Нужно понять, что я испытываю к Джейку.