Фрэнк недовольно поджимает губы, но ничего не говорит, потому что речь идет о чужой территории и отбором персонала для кухни всегда занимается Берни.

– Правда?

– Да, но только при одном условии: на смену будешь заступать только после того, как покажешь, что сделала уроки, иначе не пущу на кухню.

Хлопнув в ладоши, я подпрыгиваю и, подбежав к Берни, крепко обнимаю его. Рассмеявшись, он похлопывает меня по спине.

– Спасибо!

– Твоя мама наверняка меня убьет. Она рассказала о том, что произошло недавно.

Отстранившись, я киваю.

– Она против того, чтобы я занималась уборкой, про кухню она ничего не говорила. Бабушка всю жизнь проработала поваром в закусочной, скажу, что пошла по стопам.

Из боулинг-клуба я выхожу в прекрасном настроении. Иду на остановку и даже не расстраиваюсь из-за того, что опоздала на автобус, а следующий придет по расписанию через полчаса.

Сев на скамейку, я достаю из рюкзака плеер и вставляю в уши наушники. Как только начинает играть одна из песен Норд, я тут же переключаю, чтобы не слышать голос Оливера. Я больше не хочу и не могу плакать из-за него. Не могу думать о нем и возвращаться в тот злополучный вечер. Эти мысли – все равно что вариться в кипятке.

Кажется, Иисус на небесах решает, что я недостаточно сильно страдаю, потому что рядом со мной останавливается машина Оливера, а мое сердце ухает вниз.

Опустив стекло, Олли неловко взмахивает пальцами.

– Привет, Мик.

– Привет, – выдавливаю я, поставив музыку на паузу.

– Подвезти?

Потеряв дар речи, я глупо моргаю. Меня душит обида и злость на Оливера, хочется кричать, устроить сцену в стиле бразильского сериала, где все в порыве эмоций взмахивают руками. Но боюсь, что если эмоции выйдут из-под контроля, то будет велика вероятность того, что я расплачусь.

– Мне нельзя здесь стоять, – говорит Олли, имея в виду машину в зоне остановки.

– Это ты должен был сказать своему члену перед тем, как оказаться в моей вагине. Хотя нет, надо было сказать это раньше, перед тем как пообещал, что все будет хорошо и ты всегда будешь рядом.

Щеки Оливера краснеют. Прикрыв веки, он запускает пальцы в волнистые волосы и взъерошивает их.

– Прошу, сядь, пожалуйста.

– Спасибо, но мой автобус сейчас придет. – Я демонстративно вставляю в ухо второй наушник и отворачиваюсь.

Боковым зрением вижу, что машина уезжает. Закрыв глаза, я подставляю лицо ветру, он приятно остужает разгоряченную кожу и подхватывает пряди моих волос.

Сквозь прикрытые веки пробиваются лучи солнца, которые меркнут, словно на небе появилась огромная туча. Я приоткрываю один глаз и убеждаюсь в том, что этой тучей служит вставший передо мной Оливер.

– Микки, пожалуйста, давай поговорим.

Натянув улыбку, я указываю на наушники и качаю головой, делая вид, что не слышу.

Рядом со мной на скамейку присаживается тучная раскрасневшаяся женщина.

– Автобус до Рич-роуд уже уехал? – спрашивает она, поглядывая на часы.

– Да, пару минут назад, – отвечаю я.

Цокнув языком, Олли забирает мой плеер и поворачивает ко мне экран, на котором горит кнопка «пауза». Я не испытываю ни капли стыда.

Вернув мне плеер, Олли отходит на шаг и разводит ладони в стороны.

– Я идиот.

Я вскидываю бровь.

– Это глобальное преуменьшение.

– Я испугался до усрачки. Знаю, что мне нет оправдания. Но я проснулся с разбитым носом и почти ничего не помнил. Мне было страшно узнавать, как мы к этому пришли. Еще страшнее от ответственности, ведь я стал твоим первым. И я, черт возьми, даже не помню, достаточно ли хорошо обращался с тобой? Ты заслуживаешь только лучшего, чтобы с тобой обращались бережно и заботливо, и меня убивает мысль, что я мог причинить тебе боль.