Наверное, такой же караулил на перекрестке царевича, а потом с ним возился, добывая Жар-птицу, коня и девицу в разных мирах. Только этот был единственным и неповторимым.

Он домчал чародея до леса, где леденела Жива, уже укутанная белым инеем, и волки были рядом с ней, словно боялись, что она может уйти куда-то. Но она не собиралась уже делать этого.

Когда стало теплее, она поняла, что холод завладел ею полностью и больше не отпустит из своих объятий, она еще только раз взглянула на весь мир и поникла, и даже он показался ей в тот миг чудовищным Кащеем, который над ней склонился и не собирался ее больше отпускать.

Но когда на глазах стал таять снег, после этого она поняла, что перед ней не Кащей, ей только мерещилось это. Появился человек. Он пробился сюда, чтобы спасти ее от смерти лютой. Жива забыла, что она бессмертна и готовилась помереть.

Метели в тот час оказались в его власти. Стрибога поблизости не было, но он и не стал бы спорить с волхвом, который уже заклинал метели.

И когда она смогла по тонкой дорожке снега двигаться, тогда только появился неожиданно Кащей Тот, кого она видела здесь совсем недавно призрачном тумане.

– Это ты, Старик, а я уж хотел на Стрибога обрушиться. И что тебе не сидится во владениях своих.

– Посидишь там с тобой, – говорил тот.

– Но почему бы и нет, тебе они все нужны? Эти молодые боги. Ты ведь знаешь, что Ярило подрастает. Даждь скоро явится, и Услад тут как тут, что ты среди них делать-то станешь?

– Но с ними мне проще, чем с тобой, – отвечал он сердито.

– Может и так, только не стоило всего этого делать. Ты не спасешь этот мир, не удастся.

И расхохотался царь волхвов. Так, что теперь уже Кащей не мог поверить в свою победу.

№№№№№№

Пока эти двое стояли друг перед другом, кот за ними внимательно наблюдал. Старуха знала, что так будет, она не могла не знать, вот и была спокойна. Это он рвал и метал. Но зато за это время он сочинил песню – былину, хотя никогда прежде у него так быстро не получалось. И как только там все улеглось, и они разошлись, кот калачиком сложился и запел то, что только что сочинялось

И он пришел, Старик седой и властный,
И чтобы деве радостной помочь.
Заклятия свои творил он страстно.
Смирилась вьюга, отступила ночь.
– И ты туда же, – прохрипел устало,
Но не обрушился на них Кащей.
– И я хочу, чтоб стужа отступала.
– Но что тебе до свадеб и страстей.
Ты отгулял свое уже когда-то.
И только зависть душу бередит.
Она бескрыла, – Нет, она крылата
Упрямо волхв Кащею говорит.
– Я помню все, я так хочу, чтоб снова
Пришел Ярила, страсть свою даря,
И этот мир до часа рокового
Любил, страда, и выжил, и горя.
И с ними мы, огонь тот принимая,
Останемся, и пусть сгорим дотла,
Но не уйдем, живое проклиная.
И странной для Кащея речь была.
Не принял он и понимал едва ли
О чем мудрец вещал, чего хотел.
И только звезды дальние сияли.
И лед проклятий пред огнем слабел

Кот замолчал, в печи потрескивал огонь. Ему казалось, что в этом мире все так же прекрасно, как и было всегда.

– Ну и как моя былина? – спросил он, наконец.

– А чего, хорошая былина, – говорила старуха, думаю, ее запомнят потом сказители, если будет кому запоминать, – тут же поспешно прибавила она, то ли попугать решила, или знала то, что ему пока было неведомо.

– Ничего, всех не переморозит, – утешил ее кот.

Он и сам в это верил.

– Уж если Жива смогла так просто туда отправиться, то князья наши и богатыри, они, что слабее ее будут?

Что на такое можно было старухе сказать?

Былина на этот раз получилась замечательная. Потом они гадать станут о том, кто из людей и богов мог такую сочинить. И какой-нибудь пройдоха себе точно припишет, глазом не моргнет. Но это не главное, главное, что она будет жить, и поведает о том, как все тогда происходило, когда наступала тьма, и зло начинало владеть миром.