Помощником командующего армии Корнилов назначил генерала Деникина, начальником штаба – генерала Романовского, Алексеев остался при тыловом и финансовом обеспечении армии. Начальником снабжения или обоза был назначен генерал Эльснер. Генералы Лукомский^>6 и еще раньше Эрдели были направлены на Кубань для установления связи с Кубанским атаманом и добровольческими отрядами.

Малочисленная конница была сведена в три отряда: полковника Глазенепа (из донских партизанских отрядов), полковника Гершельмана (из регулярной кавалерии) и полковника Корнилова (из бывших частей Чернецова).

Пехота была сведена в 3 полка и 2 батальона. Основной ударной силой был 1-й Офицерский полк под командованием генерала Маркова – из трех офицерских рот, кавказского дивизиона и морской роты. Далее шел Корниловский полк под командованием полковника Неженцева, состоявший из кадровых ударников, частей Георгиевского полка и партизанского отряда полковника Симановского. Пешие донские партизанские отряды были сведены в Партизанский полк под командованием генерала Богаевского. Из юнкеров и Ростовского полка, состоявшего большей частью из ростовских студентов, был сформирован Юнкерский батальон под командованием генерала Боровского. Инженерный батальон состоял из чехов и словаков под командование капитана Неметчика. Артиллерия армии имела всего лишь четыре батареи по два орудия и 700 снарядов. Командовал ею полковник Икишев.

Как было видно, Добровольческая армия набирала вес и покрывала свою малочисленность словами «полки», «батальоны», «батареи», на самом деле в два-три раза уменьшенными от штатного расписания.

Огромному обозу беженцев было приказано оставить армию, теперь они могли спастись, рассредоточившись по станицам или поодиночке пробираясь в Россию. Все равно набралось много штатских, для которых пришлось сделать исключение. Среди них – бывший председатель Государственной Думы М. В. Родзянко, князь Н.Н. Львов, издатели братья Суворины, профессора Донского политехнического института и другие. В обозе 250 раненых, оружие, снаряды.

Сомнительным, но необходимым было смешивание офицеров с казаками, которых казаки за глаза называли «кадетами», юнкеров со студентами, которых юнкера считали «социалистами». Кадровых и фронтовых офицеров было не много более тысячи человек. Генерал Марков, обращаясь к офицерам своего полка, сказал: «Не много же вас здесь. По правде говоря, из трехсоттысячного офицерского корпуса я ожидал увидеть больше. Но не огорчайтесь. Я глубоко убежден, что даже с такими малыми силами мы совершим великие дела».

13 февраля армия обрела собственное знамя. Это был большой бело-сине-красный национальный флаг с вышитым поверх словом «ОТЕЧЕСТВО».

Из Ольгинской армия выступила пасмурным морозным утром 14 февраля. Корнилов, сидя верхом со знаменщиком, пропускал части перед собой. Войска, проходя мимо командующего, кричали: «Здравия желаем, Ваше Высокопревосходитьльство!»

Шесть дней (88 верст) небольшая, но жаждавшая великих дел армия Корнилова двигалась на юго-восток от станицы Ольгинской до станицы Егорлыкской. Корнилов на маленькой калмыцкой лошади двигался то впереди, то позади своего воинства. Перед въездом в Егорлыцкую Корнилов встречал армию. У молодых добровольцев горели глаза, старики подтягивались при виде сумрачной фигуры командующего. В колонне веселое настроение, даже среди раненых смех и шутки. Обоз за эти 6 дней без боев пополнился более чем на 60 «раненых».

Но чем дальше, тем веселья становилось меньше. В последней донской станице, Егорлыкской, корниловцев встретили приветливо, с блинами и угощениями, а дальше начиналось Ставрополье, бурлившее большевизмом и занятое частями ушедшей с Кавказского фронта 39-й пехотной дивизии. Еще два года назад эта дивизия была элитой Кавказского фронта, участницей всех легендарных сражений, которые выигрывала армия Н.Н. Юденича. Сейчас под командованием А.И. Автономова она стала оплотом советской власти на Ставрополье.