Не успел он дойти до своей капсулы, как чья-то татуированная рука проворно втащила его в узкий перешеек меж жилыми блоками. В наколотых на пальцах перстнях почудилось что-то знакомое. В подобных ситуациях тело мгновенно расслаблялось и становилось словно тряпичным. Он максимально снижал сопротивление, пытаясь принять форму той силы, что пыталась его смять. В полумраке включилось ночное видение искусственного глаза, и Лаки уставился на чей-то лысый череп. По щеке человека сползала черная слеза. Пьеро?

– Братиш, ты ли это? – с нотками радости воскликнул Лаки.

Пальцы вокруг его горла стиснулись так, что следующее приветствие потонуло в хрипе. Кажется, его были не рады видеть.

– Мутанты – твои братки, – злобно прошипел голос. – Как же ты, сука, нас всех подставил!

Лаки попытался смахнуть с себя Пьеро, но тот держал его мертвецкой хваткой.

– Из-за тебя моих ребят просто усыпили. Какие вы гуманные на верхних уровнях: насилия нет, есть эвтаназия.

– М-х-м-м!!! – что-то промычал Лаки.

– Я не слышу!

– Отп-х-х-м-м!!!

– Не слышу!

Лаки просто закатил глаза и не издал больше ни звука. Пьеро тряхнул его еще разок для порядка и ослабил хватку. Послышалось судорожное втягивание воздуха.

– Рад, что ты жив, – наконец-то выдал Лаки. – Как выбрался?

– Не твое собачье дело. Я к тебе за должком.

Над головой зажглась пара иллюминаторов, и инфракрасное зрение отключилось. Уровень освещенности позволял разглядеть Пьеро в тусклых цветах. Он казался прежним, только что-то во взгляде выдавало нешуточную злость и болезненное отчаяние. Лаки заметил эти зачатки еще в самом начале их встречи, но тогда списал на нервозность. А теперь со стопроцентной уверенностью мог сказать, что у Пьеро зуб на них всех. Слишком много фанатичной ненависти от него шло. Это больше чем личные разборки.

– Я свою часть выполнил, – наконец заявил Лаки севшим голосом. – Дал вам выбор между быстрым, рискованным путем и долгим, но надежным. Вы принимали каждое решение. С фига ли спихивать теперь ответственность на меня? И я с вашей горе-сделки ничего не поимел, а, наоборот, загремел на общественные работы. Кто тут кого подставил…

– Заткнул пасть, – оборвал Пьеро, вперившись жгущими глазами в его лицо. – Я ухожу вниз сегодня. Хватит с меня вашего вавилонского дерьма. Но для тебя кое-что есть.

С этими словами он взял его ладонь и что-то с силой втиснул. Кожа загорелась от боли. Лаки поморщился и перевел взгляд вниз: фосфорически мигала переводная татуировка – голова питбуля с акульими зубами. Спину мгновенно прошиб липкий пот. Пьеро заметил этот страх в лице Лаки и даже как-то деликатно усмехнулся.

– Тебе привет от сам знаешь кого. Скоро грядут большие перемены, недолго Вавилону жировать осталось. Ты будешь нашей сучкой и сделаешь все, что велят. Понял? А не сделаешь, он сам за тобой придет.

Лаки молчал, остановившимся взглядом буравя татуировку на руке. Пьеро похлопал его по помятой щеке и бросил:

– Помни, где твои корни. Их не отпилишь, пока жив.

С этими словами он накинул на голову капюшон и исчез. Лаки так и остался торчать в закутке, глядя на изображение питбуля с языком наперевес. В его голове звучал лай собак. Он слышал его в кошмарах каждую ночь с тех пор, как сбежал из-под земли. Только недавно, казалось, собаки смолкли, а теперь снова. Гав-гав.

Фрагмент последнего интервью с Руфусом Гором

МЫ И ОНИ

Под этим грифом уже почти столетие идут дискуссии о разделении обитателей Вавилона и жителей подземных уровней. Мы – те, кто сохранил жизнь и победил козни природы и техногенных катастроф, и они – прокаженные, вынужденные существовать под землей и страдать от последствий общечеловеческой беды. Люди из Секторов Ада.