Позвонить домой и облегчить мою тоску по дому было нельзя. Платный телефон в главном зале предназначался только для экстренных случаев. Попытки вспомнить лица моих родственников еще больше усугубляли боль: вместо их образов я видела безлюдную пустошь, охваченную снегопадом, похожую на ту, что пришлось пересечь Герде из сказки Ханса Кристиана Андерсона, чтобы спасти своего лучшего друга, Кая, чьи воспоминания похитила, а сердце заморозила Снежная королева. Его смогли спасти только слезы Герды, реки тепла, растопившие ледяную корку, сковавшую его сердце, и возродившие его воспоминания, а потом они вместе ускакали домой на быстроногом олене. Какая же Герда прольет горячие слезы для меня?

В «Элегии для Айрис» Джон Бейли пишет: «Я был слишком занят в то время, чтобы думать об аналогиях, но наша жизнь была похожа на сказку, сказку со зловещими интонациями и не всегда счастливым концом, в которой юноша влюбляется в прекрасную девушку, и она отвечает ему взаимностью, но непременно исчезает в неизвестном и таинственном мире, о котором ничего не рассказывает».

Во время исследования деменции я прочла рецензию на мемуары Бейли, в которой цитировалось это беспокойное наблюдение об их отношениях. Вне контекста я предположила, что оно относится к периоду, когда Альцгеймер уже вторгся в жизнь пары. Я удивилась, обнаружив, что параллель со сказкой описывает первые годы их брака. Тревога, очевидная в этой цитате, вызвана тем, что в течение многих лет после свадьбы Бейли по собственному согласию мирился с потребностью жены скрывать от него некоторые области своей жизни. В главе о «сказочном периоде» Бейли рассказывает историю, которая показывает, что он очень рано понял: отношения с Мердок будут сложными. Понимание настигло его, когда они с Мердок в первый раз сходили на танцы вместе: они вышли на танцпол, заполненный друзьями и знакомыми Бейли; почти никто не танцевал, все громко разговаривали, пытаясь перекричать музыку. Бейли представил свою пару, и Мердок так легко и быстро поладила с новыми друзьями, что немного обиженный Бейли пригласил ее на танец. Они начали двигаться в такт музыке и при этом «казалось, что между разными частями [их] тел нет никакой взаимосвязи». Оставив Бейли одного с его «неуверенными… пируэтами», Мердок отошла и принялась выделывать свои собственные «неуклюжие… взмахи руками и арабески». Несколько секунд спустя она ненароком уткнулась в другую танцующую пару: мужчина улыбнулся ей, оставил свою партнершу и обнял Мердок в танцевальной позе. «Она подошла ему, как влитая, – пишет Бейли, – и они вдвоем затанцевали в идеальной гармонии».

После череды многих, еще более тяжелых для него, случаев, когда Мердок «исчезала», в том числе после ее многочисленных любовных связей, Бейли начал пытаться взрастить такую же «обособленность» для себя, состояние разума, в котором он так же, как и Айрис, будет «закрыт наглухо». Его «уединения», однако, не включали в себя сексуальную или романтическую неверность. Он утверждал, что спустя несколько лет после начала поисков эти обособленные области стали доставлять ему удовольствие; это было «слегка похоже на прогулку в одиночестве со знанием, что завтра или чуть позже ты разделишь ее с кем-то, а может, с той же вероятностью, вновь отправишься один».

Некоторым читателям и критикам Бейли кажется, что его провозглашаемое принятие потребности Мердок вести скрытную личную жизнь было неискренним. Они воспринимают раскрытие в мемуарах интимных подробностей ее умственной немощи – когда она еще была жива, хотя и в состоянии, в котором такие открытия уже не смогли бы ее огорчить, – как предательство. Например, они считают оскорбительным откровением описание того, как она отправилась в туалет, и как после опорожнения кишечника он «подтер ее и вычистил ее руки и коричневые ногти», которые она испачкала, пытаясь вытереться сама. Критик Кэрол Сэрлор интерпретирует «поношение, унижение, уничижение и оскорбления» Мердок со стороны Бейли как форму «schadenfreude», злорадства мужчины, который жил в тени «весьма успешной» женщины. Другие критики считают более чем нелестные откровения Бейли об Айрис не самым необычным феноменом, встречающимся в мемуарах и других биографических произведениях об умерших. Например, Памела Осборн ссылается на наблюдение Жака Деррида о том, что мемуаристы, хоть при создании памятника умершим часто «получают прибыль или извлекают другую выгоду, как незначительную, так и большую… разоблачая или оскорбляя их в той или иной степени».